Артём Драбкин - Самоходчики

Полного профиля, траншею делали сходами сообщения. В траншее ячейки были.

Двадцатого ноября я поморозил пальцы ног. Я находился в боевом охранении, а морозы наступили большие. Ботинки тоненькие. Я и не почувствовал, как поморозил пальцы. Когда меня сменили, зашел в землянку, старшина принес мне валенки, чтобы переобуть обувь, я разулся. Смотрю — а у меня пальцы, большой и маленький, черные.

Так у Вас были не сапоги, а ботинки с обмотками?

С обмотками. А сверху только шинель, на голове шапка.

А каски носили или пренебрегали ими?

Я — то носил, то — в мешке хранил.

Немцы пишут в мемуарах: «Нам морозно, нам плохо. А эти русские мороза не чувствуют…»

Мороз мешал и нам, конечно. И наши мерзли, и проблемы у наших от мороза тоже были. И немцы не одни такие сирые, что только им мороз мешал…

Направили меня в медсанбат, а оттуда в Москву. Там помыли в бане, в эшелон, и в Башкирию, город Ишимбай.

Там в госпиталь школу переоборудовали. Я ходячий был. Ходячие обедали, завтракали, ужинали в коридоре. Там столы общие были. Закончится обед, я иду и смотрю по столам, может, кто оставил какую-нибудь корку хлеба. Потихоньку ее в карман, и в туалет, а там грызу. Я забыл, что такое сытость. У меня было очень плохое состояние, я был очень худой. Я уже думал, что у меня туберкулез. У нас в деревне туберкулезный больной был, очень худой… Но когда врач меня осмотрел, он сказал, что у меня просто истощение.

Вас стали подкармливать?

Нет. У нас норма была для всех одна. А для меня этого мало было.

Вот Вы отморозили пальцы. А разговоров не было, что хотели дезертировать с фронта?

Нет.

НКВДэшник не прибегал?

Не было. Кстати, я и сам в сорок втором году был завербованным НКВД, вроде как шпион. Он меня вызвал. Это было уже перед отправкой на фронт, в сорок втором году. Воронежский фронт. Мы в лесу в Трамбовле были. Он меня вызвал и говорит:

— Если есть «такие» настроения, у людей, то, если что, просим сообщать.

Но я ничего ему не говорил. Не было у нас «таких» настроений. Ну, может самострелы и были, кто-то не хотел воевать…

По выздоровлении Вас на комиссию направили?

Нет. Отправили в дивизию, которая формировалась в Бугуруслане. Но с госпиталя сначала меня направили в школу связи…

А в звании Вы в каком были?

Рядовой… Месяца три, наверное, учился на начальника радиостанции. Азбука Морзе, радиостанции. По окончании присвоили звание сержанта, и направили в 206-ю стрелковую дивизию, в 661-й артполк. Начальником радиостанции «6-ПК».

В полку, в батальоне, в батарее, в дивизионе, в каком подразделении?

В дивизионе. Нас быстро сформировали. Личный состав — в основном, не русские были, а кавказцы, узбеки, киргизы, казахи. А славян мало было.

А проблем это не вызывало?

Были случаи. Я помню, рядом с нами медицинский пункт полка был. Навстречу женщине-медику, старшему лейтенанту, один идете передовой, на винтовку опирается, вроде как раненый. Она говорит:

— Что у тебя? Где ранен? Снимай штаны.

Он снял, у него ничего нет. Она по морде ему как даст:

— Иди на передовую.

У меня командир отделения был — зам. командира взвода, узбек. Замечательный парень, воевал отлично…

Мы разговаривали с ветераном, он говорил: «Пришло пополнение — узбеки, по-русски вообще не говорили…». Такое у вас было?

Было и такое. Тем, кто русский язык не знал, им тяжело было. И их никто не учил. Сами учились.

А чем ваш дивизион был вооружен?

Сто двадцати двух миллиметровые гаубицы.

А чем их буксировали?

Сначала конная тяга, а потом — американский «Студебеккер».

А ваша рация на чем была?

На плечах, два человека. Один радиостанцию РЗБК несет, второй — батареи.

Радиостанцию у меня разбило осколком. Мина разорвалась и в рацию осколок попал. Но никто из людей не пострадал. Рация такая была, что если за гору уйдешь, то ни хрена не слышно. Но если преград не было, то на большое расстояние связь держали.

После формирования в Бугуруслане, куда Вас направили?

На Воронежский фронт. Непосредственно под Воронеж. Я стал командиром отделения связи. Туда мы попали в мае-июне сорок второго. Когда немец наступал на Воронеж, и половину Воронежа захватил.

Вы сразу в бои попали или еще как-то готовились?

Артиллерия стояла не на передовой, а где-то за три-четыре километра. И когда я стал командиром отделения проводной связи, я от артиллерии к пехоте давал связь, командиру стрелкового полка в командный пункт. Вот был случай. Немец бомбил переправу. Командир стрелкового полка был на другой стороне речки в Воронеже, а мы стояли в деревне Масловка, на этом берегу. Перебили провод. Один человек идет оттуда, я — отсюда. И разрыв оказался как раз на переправе. Она насыпная — камни, щебень и так далее. А по верху вода шла. Соединили провод, связь наладили.

А чем изолировали?

Простая изолента была — матерчатая….

Бомбежки сильные были?

Да, постоянно были.

Вы связь тянули по земле или пользовались столбами?

Мы даже колючую проволоку использовали, потому что провода не хватало. Между батареями колючая проволока, она на колышках стояла, к ней и подсоединялись.

От снарядов, от бомбежки провода рвались? Свои рвали?

Да и свои, и немец.

Потери у связистов большие?

Большие. Я один раз попал под такой обстрел на поле подсолнухов. Только шляпки эти самые летели пулями отбитые… Я руками старался голову зарыть в землю…

А оружие у Вас какое было?

Автомат.

Вещмешок всегда с собой или оставляли?

Всегда с собой. Там ложка, кружка, котелок…

В роте связи Вы до какого времени воевали?

Где-то в октябре месяце, там же под Воронежем вызывает меня начальник штаба дивизиона.

— Семенов, поедешь в училище.

Я сначала отнекивался — тут друзья, всё знакомое. А он мне говорит:

— Слушай, много воды утечет.

Ну, я покочевряжился, да и согласился.

А было известно, в какое училище?

Нет. Уже потом, когда дали направление, я это узнал — Второе Ростовское артиллерийское училище. Тогда оно в Перми располагалось.

А почему именно Вас направили в училище?

Не знаю. Может быть потому, что я в полковой артиллерийской школе учился.

А как обстояло с награждениями?

Плохо. Награждали мало. Если у человека медаль была, то это было ого-го! Я не видел, чтобы вызывали и награждали… Тогда это была редкость. Награждать в войну уже потом, в сорок третьем — сорок четвертом стали.

В начале войны у бойцов был медальон, в который нужно было свои данные вкладывать. У Вас к этим медальонам, какое отношение было?