Тимоти Листер - Двойной агент Сторм в Аль-Каиде и ЦРУ

На сей раз Кланг не шутил.

Но как я понимал, у нас оставались проблемы. Никаких доказательств, кроме смутного плана нападения на датскую газету, который он доверил только мне, и записи рассказа у нас не было. Ничего для ареста или предъявления обвинения. Только слова, и меня можно обвинить в провокации. Поэтому я сымпровизировал, воспользовавшись его неуверенностью в том, что удастся достать деньги на оружие и подготовку.

— Знаешь, шейх Анвар благословил продажу наркотиков для поддержки братьев, ведущих джихад, — сказал я ему во время нашей следующей прогулки в парке. — Во-первых, гибнут кафиры, и разрушается их общество. Во-вторых, можно получить деньги для моджахедов.

Шахиир заинтересовался.

— И пятую часть ты получаешь себе как военный трофей. Иншааллах.

— Мурад, а ты в этом уверен? — сказал он, широко раскрыв глаза.

— Да. Он дал мне фетву, — ответил я, зная, что подобная история, вздумай он проверять, наверняка уже ходит в кругах датских экстремистов.

Мою попытку вернуть Шахиира на преступную стезю Энди не одобрил.

— Мы не можем подталкивать людей к совершению преступлений. О чем, черт возьми, ты думал? Ты просто не вправе творить такое, не спросив нас, — сказал он.

— Я импровизировал, как иначе нам арестовать парня? — ответил я.

Энди вместе с Кевином и Солнышком скрылся в стеклянном кабинете и сделал несколько звонков.

Вышел он повеселевший. Он все еще был зол, но, похоже, уже допускал такую возможность.

— Хорошо, хорошо, ты уже это сказал, и теперь слишком поздно, ничего не поделаешь.

Вскоре появился Шахиир — в серебряном «Лексусе». Деньги от наркоты, подумал я: наверняка хочет насладиться последними деньками жизни.

Мы добрались до парка. Когда мы под дождем шли к пруду с утками, я подумал, что мы смотрелись странно.

— Деньги у меня есть. Можешь раздобыть оружие, — сказал он.

Я с деланой небрежностью оглянулся, нет ли слежки. Я знал, что теперь MИ5 пытается следить за каждым его шагом, но, похоже, мы были одни. Утки громко закрякали. Картина сюрреалистическая.

— Брат, пойдем, только я и ты, и сделаем это. Мне нужно, чтобы в Дании со мной был ты.

— Я с тобой, брат, — ответил я, чувствуя, что слова прозвучали не особо убедительно.

Он обнял меня.

— Это самое лучшее, Мурад, самое лучшее. Мы станем шахидами [мучениками]. Нет ничего лучше этого, запомни это.

Увидел бы нас кто со стороны, у него сложилось бы неверное впечатление.

— Знаю. Это рай. Мы — моджахеды, и за него мы сражаемся, — ответил я со всей убежденностью, на какую был способен.

Он хочет, чтобы я умер вместе с ним, подумал я. Как я собираюсь выпутываться?

На следующем моем докладе присутствовал Кланг. Он дал понять, что датчане хотели бы, чтобы Шахиира остановили задолго до того, как он доберется до Дании.

— Если он явится в Данию, мы его убьем. Застрелим.

Это была бравада. Датский закон запрещает внесудебную расправу.

— Мы следим за ним, — сказал мне Кевин из МИ5. — Да, он продает наркотики. Но сам к ним не прикасается.

— Здесь вам придется нам поверить, — сказал Энди.

— Я хочу поехать в Данию через две недели, — сказал Шахиир на нашей следующей встрече. Он попросил меня возобновить контакты в преступном мире, чтобы мы смогли купить оружие и боеприпасы.

День нашего отъезда надвигался, но мои кураторы по-прежнему держали меня в неведении.

Я ездил по неподконтрольным властям районам Йемена и обедал с боевиками «Харакат аш-Шабаб», но мысль о поездке на родину с этим психопатом лишила меня сна.

Шахиира британская полиция арестовала за неделю до нашей предполагаемой поездки за продажу наркотиков на улицах Бирмингема. Как рецидивист, он получил длительный срок. Красота операции была в том, что он не заподозрил о моей работе на разведку даже в тюрьме. Но и оттуда он, казалось, пугал других джихадистов Бирмингема: все боялись говорить о таинственном Шахиире, и его настоящего имени я так и не узнал.

Надежно упрятав Шахиира за решетку, мы с кураторами могли планировать мою следующую поездку к Авлаки.

В апреле 2008 года я написал Анвару аль-Авлаки, что скоро ненадолго приеду в Йемен.

Имам сразу ответил. «Сыр и шоколад, пожалуйста:)»

Я знал, что он любит пралине, но сначала мне нужно было получить некоторые рекомендации: «Шейх, относительно шоколада, можно его есть, если в нем аромат алкоголя [?]»

Пришел ответ. «Нет, нельзя, потому что, хотя весь спирт испарился, это наджаса [скверна], и наджаса смешивается с шоколадом».

Священная книга знала ответ о шоколадных конфетах с ликером.

Я заверил его, что привезу безалкогольных конфет, и добавил щепотку лести.

«Вчера вечером в Бирмингеме ходил в магазин, хозяин слушал одну из твоих лекций. Он сказал мне, что слушает только твои лекции, поскольку больше никому не доверяет. Хахахахаха машаллах, — засмеялся я и был счастлив, что народ в Великобритании и Дании действительно тебя любит, шейх, ты совершил великое дело и покорил их сердца, машаллах, да возблагодарит тебя Аллах».

13 мая 2008 года мы с Фадией приземлились в Сане. Выйдя из самолета, я вдохнул теплый влажный воздух, радуясь, что сбежал из холодного Бирмингема. Фадия тоже была рада покинуть Алум Рок и с нетерпением ждала встречи с любимым дядей. Она знала, что я поклонник Авлаки, и, помня о моем религиозном кризисе в Дании, наверняка считала его влияние на меня благотворным.

Авлаки сказал, что мы встретимся в Адене. В портовый город на юге страны он с беременной женой уехал из Атака на пару недель. Мы встретились с ними за обедом в ресторане у рыбного рынка. У входа я его обнял и вручил шоколад.

Он от души меня поблагодарил.

— Наши жены поедят отдельно. Я закажу, — сказал он. Это было в порядке вещей.

Фадия и жена Авлаки удалились в «семейный зал». Она была на шестом месяце.

Анвар и я приступили к жаренной на гриле белой рыбе, и я чуть не поперхнулся. На мужскую половину ворвалась его жена.

— Где моя рыба? — потребовала она из-под ниджаба.

Авлаки многозначительно кивнул на меня.

Во время ланча я старался не говорить о делах. Встреча призвана была послужить укреплению доверия. Авлаки был веселее, чем после тюрьмы. Был осторожен, но не прятался. Все, как принято в Йемене: договоренности, тайные предупреждения, предостережения. В Адене Анвару покровительствовал богатый бизнесмен.

— Я много пишу и много думаю, — произнес он, откидываясь на спинку стула и глядя на ту самую гавань, где атаковали американский эсминец «Коул».

Эти писания и мысли принесли плоды. К началу жаркого лета Авлаки записал лекции для западных последователей.