Софья Дорожинская-Курилло - Воскресший «Варяг»

Вскоре после этого события, приехал из Морского Корпуса домой в отпуск мой брат Николай. В нашей большой квартире, которую мой отец имел от Морского Ведомства в г. Николаеве, была отведена внизу зала, в ней было царство моего брата и его товарищей, морских кадет. Они понастроили множество моделей — чудесных маленьких военных кораблей: броненосцев, крейсеров, миноносцев, под водных лодок, катеров и т. д. и для выполнения «морской игры» ими была положена по всей длине большого зала карта, разделенная на нумерованные квадраты, в которых каждый противник по своим «секретным» записям расставлял минные заграждения и т. п. Игра эта была чрезвычайно увлекательная и кадеты проводили возле нее все дни.

Прочла на днях в книге Новикова-Прибой — «Цусима» интересную вещь, что военно-морская игра, которой мы так увлекались в детстве, во время Цусимы» была изобретена мелким шотландским чиновником Джоном Клерк, который не имел никакого отношения к морскому делу. Во второй половине 18-го века англичане 30 лет подряд терпели неудачи в морских сражениях и недоумевали почему? Моряков обвиняли в трусости, некоторые адмиралы пошли под суд и были расстреляны, а причина неудач не была установлена специалистами и знатоками военно-морского дела. Общественное мнение бурлило. И вот простой человек, никогда даже раньше не плававший на кораблях, додумался и нашел причину и дал возможность Англии установить свое морское владычество. Джон Клерк, в порыве оскорбленного патриотизма, решил, во что бы то ни стало, найти эту причину: он устроил у себя на столе морскую игру — на подобие шахмат — настроил маленьких корабликов, сделал карту с квадратами и вычерчивал разные схемы, применяя методы, законы и приемы морского боя, построения судов в боевом порядке и т. д. и пришел к великому открытию, что английские моряки имели ложное представление о военной тактике: обязательно сражаться с противником в «кильватер ной колонне» — корабль против корабля. И Джон Клерк не побоялся составить и предложить новую морскую тактику, утверждая, что надо ломать кильватерный строй и делить эскадру на отдельные отряды, которые разными своими манёврами, ринутся первыми в бой и устроят панику среди вражеских кораблей, дезорганизуя противника, устраняя его цельность, смешивая его строй — вот путь к победе. Англичане приняли и ввели в жизнь его руководство и одержали ряд морских побед, напр. знаменитую победу при Трафальгаре и т. д.

Также и во Франции первую книгу о «Морской тактике» написал морской священник, иезуит Павел Гост; исполняя на корабле свои обязанности священника, он составил знаменитую на весь мир книгу о маневрировании флота и ведении морского боя, ставшую законом для моряков всего мира.

Вот что такое морская игра.

Я — единственная девочка в доме — изменила своим куклам и с неменьшим увлечением, чем мой брат и его друзья, «трепеттала» при прохождении какого-нибудь микроскопического «броненосца» через «минные заграждения», восхищаясь «дерзостным прорывам» миноносцев и пела в хоре вместе с кадетами: «Врагу не сдается наш гордый Варяг»... Но когда дело доходило до строф: «Товарищ, я вахту не в силах стоять, сказал кочегар кочегару», мое детское сердце сжималось ужасной жалостью к этому бедному кочегару, слёзы начинали стекать по моему лицу, потом слышались мой всхлипывания, переходящие в рыдания, «Бедный Варяг, бедный кочегар!», и результатом было то, что морские кадеты начинали кричать: «уберите девчонку плаксу», меня выдворяли за дверь залы, но я не уходила к себе наверх, несмотря на все уговоры мамы и няни и, прикурнув под дверью, жадно прислушивалась к их стройному пению, где мой кумир, «гордый Варяг» не сдавался врагу.

Прошло несколько лет и маленькая сантиментальная девочка превратилась во взрослую барышню, попрежнему полную любви ко всему «морскому» и особенно к «Варягу», снимки с которого — «красавец Варяг» — висели на стене в ее девичей комнате. И не воображала она, какую роль Судьба затейница уже приготовила сыграть этому же самому «Варягу» в ее жизни, но об этом будет дальше.

Ну, вот мне и 16 лет. Я приезжаю в Севастополь гостить к своей тетке и крестной (сестре моей матери, княгине Анне Ишеевой). Весна и в природе и в душе... Что за красота Севастополь, с его Графской пристанью, кораблями на рейде, масса катеров, снующих взад и вперед, блистающих ярко начищенными «медными уборами», свозящих «на берег» элегантных морских офицеров. Гуляем с подругами по Приморскому бульвару и по Мичманскому! — перестрелка глазами с красивыми мичманами и лейтенантами — всё это наивно-чисто, весело и интересно. Весь Севастополь сейчас говорит о ПЕРВОМ ПОЛЕТЕ над Севастополем (1910 г.), первого морского лётчика, лейтенанта Станислава Дорожинского. Его всюду чествовали и на большом банкете в Городском Собрании поднесли большой красивый жетон с надписью: «Граждане Севастополя Ст. Фад. Дорожинскому за первый полет над Севастополем». Тогда я, гимназистка, присутствуя тоже на этом банкете, и вообразить даже не могла всего того НЕВЕРОЯТНОГО, что случилось через многие годы и что сделало меня, теперь вдовы по второму браку С. Дорожинского (1970 г.), обладательницей этого

жетона. Судьба!

Нас, молодых и ранних, конечно, очень интересует эта «злоба дня»: аэропланы... авиация... лётчики... Мы видим иногда высокую, стройную фигуру очень красивого и настоящего джентельмэна, лейтенанта Станислава Дорожинского на Екатерининской улице, но «он» женат, всегда серьезен и «глазной перестрелкой» не занимается, но почему же при встрече с ним мое юное сердечко буйно трепещет?! и кровь приливает к щекам, а подруги все спрашивают: «почему ты как краснеешь? Видишь, что он на нас никакого внимания не обращает — ах, как жаль, что он уже женат! Такой чудный, такой душка!» и т. п.

В Морском собрании назначен бал — это будет МОЙ первый бал. Моя тетка «вывозит» меня в свет и вспоминает свою молодость, когда она считалась первой красавицей и все адмиралы — и Копытов, и Тыртов, и Рогуля и др. — все были, у ее ног, а Великие Князья на балах танцевали всегда с ней. Она заказывает мне чудесное бледно-розовое платье — вот оно уже лежит воздушным облаком на моей кровати — вечером я это одену! Ах! Поскорей бы этот вечер! Что он мне принесет? В 9 часов подъезжает экипаж — это приехал к нам мой крестный, важный барон Кнорринг, тоже капитан 2-го ранга (ВСЕ у меня моряки), с нами и мой дядя, адмирал Ф. Крестный, для моего «первого выезда» преподносит мне чудную нитку жемчуга и одевает её мне на шею, любуясь моим красивым туалетом. Подъезжаем к ярко освещенному Морскому Собранию, где залы его украшают бессмертные, громадные полотна — картины Айзазовского и др. При входе нас встречает милый Петр Арк. Петров-Чернышин, друг моей семьи и восклицает: «Ах, вот она, наша Сонечка, капризница-хохотушка и общая любимица», а потом, нагибаясь ко мне в чопорном поклоне: «Мадемуазель, позвольте пригласить вас на первый вальс — мы с вами откроем бал». Я в восхищении кладу свою руку, затянутую в белую перчатку, на его плечо и, под звуки волшебной штраусовской музыки, мы мчимся в упоительном вальсе... Но вот музыка за молкла, я разочарованная бегу к зеркалу посмотреть, в порядке ли мои локоны, перевязанные бледно-розовой лентой, а главное, хочется полюбоваться на мой первый жемчуг. в зеркале не узнаю себя — столько радости и восхищения в моих глазах, щеки разгорелись нежным румянцем, губы улыбаются восторженной улыбкой — ах, как хороша жизнь! Пристальнее вглядываюсь в зеркало, и вдруг — рядом с моим лицом вижу красивый, аристократический профиль! «Он» — тот, который первый летал над Севастополем. «Он», при встрече с которым так бьется всегда мое сердце... Сейчас оно замерло! И я как-бы слышу слова моей няни: «Вот, деточка, коли увидишь в зеркале чье-либо лицо рядом со своим, так и знай, что этот твой настоящий суженый!» Отворачиваюсь от зеркального трюмо и с грустью вижу удаляющуюся фигуру красивого, всегда серьезного лейтенанта Дорожинского и думаю с огорчением: «Ах, как жаль, что предсказание няни не может быть исполнено. Ведь он уже женат!»