Николай Палибин - Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы
- Название:Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:YMCA-PRESS
- Год:1988
- Город:Paris
- ISBN:2-85065-127-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Палибин - Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы краткое содержание
Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
После «исторических» шести пунктов тов. Сталина, среди которых было и изречение о том, что «кадры решают все», советская юстиция стала обязана иметь свои кадры в адвокатуре, куда и ринулись проворовавшиеся прокуроры, судьи с подмоченной репутацией, рядовые милиционеры и, конечно, работники НКВД, сейчас же захватившие в свои руки все президиумы. Адвокаты на местах были сбиты в юридические «артели» или «коллективы» и обычно сидели в одной комнате за разными столиками, принимая клиентов: один истца, другой ответчика. В такой юридический застенок должен был прийти «пациент» и доверить свои тайны неизвестному человеку среди шума, тесноты, телефонных звонков, суеты и спешки. Среди адвокатов царила склока на почве дележа добычи. Клиент вносит деньги в кассу под квитанцию. Делить поровну? Это неприемлемая «уравниловка». Установить «марки», как в театральном деле? Но каждый претендует на ведущие роли и требует высших марок. Установить дежурного, к которому поступают все сегодняшние дела? Но на следующий день могло быть только одно дело.
В некоторых коллективах было так: к кому подойдет клиент, тот им и овладевает. В 1-м коллективе города Армавира я видел, как столики были поставлены полукругом на равном расстоянии от входной двери. При появлении клиента каждый адвокат приподнимался со своего стула, кланялся и делал движение в сторону клиента, как бы приглашая его к себе. Мне это напомнило дореволюционную адвокатуру в Москве. Стоя в ряд под стенкой городской думы, они делали шаг или два в сторону проходящей толпы и говорили: «Я пишу прошения, прошения я пишу», а затем возвращались на место. Если клиентов нет, все удаляются в заднюю комнату покурить и поболтать. Оставаться в зале никому нельзя, так как может зайти клиент и стать жертвой оставшегося. Некоторые друг с другом уже не разговаривают. Раз открылась дверь. Я не удержался и воскликнул: «Девочки, гость приехал, пожалуйте в залу!». Все рассмеялись, но каждый с поспешностью и с серьезным лицом занял свое место. Оказалось, что вошел клиент всего на три рубля. Все успокоились и вернулись в заднюю комнату докуривать папиросы.
В 3-м коллективе защитников в гор. Ростове-на-Дону, с которым я имел постоянную связь, после пяти часов вечера и до глубокой ночи шел как бы предпраздничный базар. Часть клиентов сидела снаружи на лавочке, дожидаясь очереди, внутри давка, накурено, как в биллиардной, шум, у каждого столика тоже очередь. Одна клиентка плачет, другой смеется, третий что-то говорит, перегнувшись через столик, адвокату, трещит телефон, стучат пишущие машинки. Неожиданно вывешивается табличка: «Касса закрыта, сегодня приема больше нет»…
Коллективы носят разные названия. Иногда номерные, иногда «Октябрьский» или «Имени Дзержинского» и пр. (Звучит: «адвокатура имени палача Дзержинского».) Я предлагал назвать наш коллектив, где было трое судебных работников старого времени, «Утоли мои печали».
Если принять во внимание отвратительную постановку адвокатского дела, когда всякая моральная связь и доверие между клиентом и его защитником разрушены и адвокат превращается в вокзального носильщика «бляха номер такой-то», что в «коллективах» за прилавком стоят люди зачастую не только весьма сомнительной политической и моральной честности, а иногда — просто агенты НКВД; если принять во внимание, что многие адвокаты ведут дела с помощью подхалимства перед судом, взяток, тайного распития водки и угощения судей и прокуроров; если принять во внимание, что каждый честный и не идущий на компромиссы адвокат зависит не только от судьи, прокурора и исполкома, которые терпят его только до поры до времени, но даже от какого-нибудь малограмотного секретаря суда, который просто может не дать дела для ознакомления, так как ему «некогда», что каждое слово адвоката, публично или не публично сказанное, берется «на учет» и даже записывается, как материал против него, — станет совершенно ясным, что русская свободная и независимая адвокатура, эта прекрасная вольная профессия, носительница идеалов правды и добра, превращена и выродилась в унизительное и отвратительное ремесло, подчас весьма опасное для честного адвоката. Решительная, смелая, настойчивая, независимая и свободная защита в советском суде — несбыточная мечта.
Но все же в 1920-е годы, в связи с общим подъемом жизни и оживлением в промышленности и торговле, раздавалась кое-где и независимая адвокатская речь. Преобладали хозяйственные и бытовые дела. (При ликвидации НЭПа всем им была придана политическая окраска.) Заработки адвокатов, сравнительно с окладами служащих, были приличными и во всяком случае выше, чем жалованье судей или прокуроров, а потому адвокаты могли делиться своими гонорарами с этими служителями советского правосудия.
В дальнейшем, при коллективизации адвокатуры, была введена «такса оплаты юридической помощи». Такса была очень низкая. По ней клиенты разбивались на три категории в зависимости от их имущественного положения и получаемой зарплаты: до 150 руб., до 250 руб. и до 500 руб. и выше. Так, за написание кассационной жалобы по второй категории адвокат мог получить лишь 5 руб., между тем это большой труд, требующий изучения дела. Была еще и четвертая категория: «нетрудовой элемент». С этих лиц адвокат мог брать за свою работу столько, сколько захочет, т. е. «по соглашению».
Когда клиент приходил в коллектив, он старался «прибедниться» и умалчивал, что он имеет корову или кур, кормит кабана и продает сало или имеет огородик, которые дают ему втрое больше, чем его заработная плата, а защитник должен был, делая вид, что он интересуется главным образом обстоятельствами дела, выявить также и эти источники его дохода, чтобы определить удельный вес посетителя. Затем он назначает ему гонорар за все виды «юридической помощи», т. е. за выступление в первой инстанции, за написание кассационной жалобы, за выступление в кассационной инстанции, за подачу жалобы в порядке надзора. Может быть, дело будет выиграно в первой же инстанции и не потребуется кассации или жалобы в порядке надзора. Но адвокат дает ему «гарантию», что он дело проведет «во всех инстанциях».
В своем кругу адвокаты называли это «молебен с акафистами». Без акафистов невыгодно было брать дело.
Крупные дела были только уголовные, когда на скамью подсудимых садились 20 или 30 человек, а то и все 50. Это были какие-нибудь хищения, растраты и комбинации в Главмясе, в Маслотресте, на хлебокомбинате и в прочих хозяйственных государственных организациях. Тут уж дело ни в коем случае не обходилось без акафистов, и, кроме того, была пятая инстанция — ходатайство о помиловании.
Крупных гражданских дел не было. Миллионные иски слушались только в арбитражах между государственными или кооперативными организациями — там переливали из пустого в порожнее юрисконсульты, а адвокаты в этом участия не принимали. Но, может быть, железнодорожные катастрофы могли породить крупные иски потерпевших? Когда-то, действительно, такие иски бывали. Однако при советской власти дело обстоит иначе. Место катастрофы сейчас же оцепляется, и «первую помощь» оказывает прибывающее НКВД. На железной дороге оно называется ТГПУ. Помощь его заключается в том, что оно высматривает лежащих под вагонами и пристреливает тех, кто, по их мнению, безнадежен или слишком сильно кричит. Только после этого приползает «вспомогательный» поезд с допотопными кранами первобытными орудиями и медицинским персоналом, но тяжелораненых уже нет.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: