Василий Головко - Эхо фронтовых радиограмм [Воспоминания защитника Ленинграда]

Посмотрел в сторону немцев — там творилось что-то невообразимое. Взрывы слились в один огромный постоянный взрыв, казалось, земля вся ушла в небо. На высоту нескольких сот метров затянуло горизонт сплошным дымом. Наша авиация в это утро беспрерывно наносила бомбовые удары по позициям фрицев. Штурмовики-бомбардировщики, подлетая со стороны Ленинграда к передовой, уже над Колпино открывали огонь из всех своих пушек и пулеметов, трассирующие линии вились над головой. Мой скромный талант бытописателя не позволяет эмоционально и художественно воссоздать картину боя, но это величественное зрелище. В душе возникает какое-то возвышенное чувство, близость больших и важных событий.

Вскоре над кладбищем завязался воздушный бой истребителей, наших и немцев. Наблюдать воздушный бой, да еще нескольких десятков самолетов, занятие весьма впечатляющее. Такие бои описаны во многих трудах, и я не сумею передать картину боя.

Вернулся в землянку и стал помогать партнеру в работе на рации. Вдруг раздался такой силы взрыв, что нашу землянку встряхнуло, отовсюду посыпалась земля, рацию и нас завалило песком, мы склонились ближе к полу. Я выскочил наружу, и тут предстала невероятная картина. В бою был сбит наш самолет и он при падении врезался в высокий берег речки в нескольких метрах от нашей землянки. Но никакой воронки и самолета не было. На месте падения и на льду речки валялись и дымились мелкие части самолета, такие мелкие, что буквально нечего было собирать, самолет превратился в пыль.

Летчик успел выброситься на парашюте и теперь медленно приближался к земле. Хотелось побежать к месту приземления, но тут снова меня окликнул напарник и я вернулся в землянку принимать и передавать радиограммы.

Три часа длилась артподготовка и бомбежка, а затем началось наше наступление. Вдоль железнодорожного полотна рванулись танки, за ними пошла пехота. Начался штурм немецких позиций, проходивших примерно на середине между Колпино и Красным Бором. В истории Великой Отечественной войны все это называлось «Красноборская операция».

Был тяжелый бой. Несколько дней наши части прогрызали оборону противника. Положение осложнялось тем, что передовая линия наших войск проходила по болоту, окопов рыть нельзя, стояла сплошная вода, поэтому вся передовая состояла из так называемых наземных окопов, выложенных на высоту человеческого роста из дерна и земли. По такой системе была построена наша и немецкая оборона.

Хотя была зима, болото плохо подмерзло, и танки, и артиллерия вязли в провалах, их прямой наводкой расстреливали немцы. Кровавое было это наступление. Сплошным потоком потянулись в тыл раненые, одни шли сами, других несли на носилках или вывозили на телегах.

Однако метр за метром наши войска продвигались вперед, неся огромные потери. Вот уже бои завязались на окраинах поселка Красный Бор. В землянку буквально вваливается комвзвода Борисов.

— Кто свободный от дежурств на рации? — спрашивает он.

— Я — отвечаю ему.

— Давай быстро за мной, возьмешь катушки провода — и в Красный Бор. Приказано пробросить дополнительную линию связи в Красный Бор, там передовой пункт штаба укрепрайона.

Более двух суток я не спал. Кое-кому, возможно, покажется невероятным, но это так: с наушниками дни и ночи сидел за рацией, все понимали — идет наступление, от тебя многое зависит, тут не до сна!

С Борисовым перебежали полотно железной дороги, хотя никаких рельсов, естественно, ни насыпи не было, в одной из траншей сидели на катушках проводов связисты нашей роты. Каждый прихватил две катушки — и в путь. А путь предстоял нелегкий, надо было по насыпи железнодорожного полотна Ленинград — Москва проложить линию связи от Колпино до Красного Бора.

Первыми размотали свои катушки девушки. Меня, как наиболее сильного физически, оставили на конце отрезка линии, то есть в Красном Бору. Только мы перевалили линию взятых у немцев окопов, как со стороны Красного Бора появился немецкий самолет. Он шел бреющим полетом на высоте примерно ста метров над железнодорожной насыпью и поливал огнем окопавшихся в насыпи солдат. Задрав голову, я смотрел на приближающийся с Красного Бора самолет, еще ничего не понимая, но в этот миг кто-то дернул меня за ногу, и я кубарем свалился в траншею.

— Мать твою так, перетак, жить тебе надоело? Да еще из-за тебя фриц и нас бомбой угостит!

Я больно ударился при падении боком, лежал на дне траншеи и молча смотрел на тщедушного старичка с усами, белобрысого, низкого роста, тощего до невозможности. Самолет прочесал насыпь до Колпино, сделал там крутой вираж и уже на высоте скрылся за Красным Бором. Через несколько минут он снова повторяет свой фокус. Но и наши теперь встречают его кто чем может — все виды оружия, в основном винтовки и автоматы, направлены вверх из траншей и все лупят по пролетающему самолету. Разрядил и я свою винтовку, дав несколько выстрелов вдогонку стервятнику. Но наши выстрелы были ему, что мертвому припарка. Немец все снова и снова повторял свой маневр, вихрем проносился вдоль насыпи, поливал огнем наши траншеи и уходил к себе, затем вовсе скрылся.

Обстрел из орудий и стрелкового оружия немцы вели в основном по насыпи, ибо одна насыпь на многие километры возвышалась среди бескрайнего болота, и вдоль насыпи шли грунтовые, разбитые дороги, по которым производился подвоз боеприпасов и всего необходимого для наступающих на Красный Бор частей и подразделений.

Размотав свои катушки с остатками провода на последней, я ввалился в траншею выносного командного пункта — так официально называлась группа офицеров, выдвинутая на передовую для координации действий наших батальонов. Во главе этой группы был капитан Семенов Василий Викторович. Семенов меня узнал, ибо я с ним несколько раз ходил на боевые задания с походной рацией за спиной.

— А, радист Головко, здравствуй браток, вот ты и будешь здесь у нас радистом на КП. Сейчас позвоним, чтобы сюда рацию доставили.

Так я на долгие месяцы «поселился» в Красном Бору, который остался незабываемой вехой в моей фронтовой жизни. На этом эпизоде я остановлюсь немного подробнее, ибо после голодной зимы 1941–1942 года жизнь в Красном Бору была также весьма тяжелой.

Немцы потерей Красного Бора были весьма обозлены, поэтому на этот несчастный поселок многие месяцы обрушивали всю мощь немецкой артиллерии и авиации. Обстрелы следовали ежедневно, систематически. Когда мы захватили Красный Бор и станцию Поповка, что одно и то же, в поселке еще сохранились некоторые дома, многие были полуразбиты.

Но с каждым днем строений становилось все меньше и меньше.

Наш КП располагался в перекрещивающихся траншеях, вырытых возле дороги, идущей от Московского шоссе в сторону поселка Никольский и пересекающий железную дорогу Ленинград— Москва. Рядом стоял полуразрушенный бревенчатый дом, и одна из траншей уходила в подвал этого дома. Там, в подвале высотой примерно полтора метра, мы с Лешей Чапко, прибывшим с матчастью в Красный Бор, в уголке установили рацию, а снаружи на колышки натянули антенну. Быстро наладили радиосвязь со всеми подразделениями. Семенов был доволен, ибо проводная связь часто выходила из строя, и единственным выходом являлась радиосвязь.