Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

Первые же результаты подтвердили: Квасников дал очень точную ориентировку. Уже в сентябре 1941 года один из наших информаторов в Нью-Йорке передал, что его знакомого приглашают на секретные работы по созданию бомбы на основе атомной энергии. Другой сообщил, что его товарищ-физик отправляется в Англию в составе делегации американских ученых для координации работ по созданию атомного оружия. Где-то в середине осени 1940-го Джон Кэрнкросс из всё той же «Кембриджской пятерки» сообщил о начале работ по атомной бомбе Великобритании. А к концу 1941-го другой агент из «пятерки» Дональд Маклин передал в Центр протокол заседания «Уранового комитета» У. Черчиллю. В этом документе говорилось о том, что работы по созданию в Великобритании атомной бомбы успеют получить полное одобрение.

— Вам в это время было 28 лет, и вы начали работать сотрудником консульства в Нью-Йорке… Вы отправлялись в США с конкретным заданием?

— Нет, я готовился работать во Франции, учил французский язык. Но Франция к тому времени была оккупирована, командировка в Париж отпала сама собой. А вскоре я узнал, что мне предстоит готовиться к работе в Соединенных Штатах. Английского я не знал, поэтому в оставшиеся месяцы усиленно занимался языком. Официальным прикрытием стала служба в генконсульстве. Чтобы получить языковую практику, попросил поручить мне вести прием посетителей. Конечно, поначалу и сам намучился, и людей помучил…

— А французский так и не пригодился?

— Пригодился, но это отдельная история.

К атомной проблематике я подключился в начале 1943 года, когда мне поручили заниматься научно-технической линией.

К тому времени Государственный Комитет Обороны уже принял решение о развертывании работ по созданию советского атомного оружия. ГКО поддержал предложения НКВД, подготовленные на основе данных, полученных разведкой. В частности, предлагалось «проработать вопрос о создании научно-совещательного органа при ГКО СССР “для координирования изучения и направления всех ученых, научно-исследовательских организаций СССР, занимающихся вопросами атомной энергии урана”». Таким органом и стала знаменитая лаборатория № 2 — Институт атомной энергии.

Вы спрашиваете — была ли у нас разработанная операция? В разведке редко бывает, когда все планы сбываются. Были запланированы две операции с расчетом выйти на интересующих нас лиц, но ничего из этого не получилось. Зато удались операции, проведенные «по наитию». Случайно познакомились с человеком, у которого были контакты с физиками-атомщиками, который симпатизировал Советскому Союзу и был готов помогать в его борьбе с гитлеризмом. Сами непосредственно на людей в закрытых объектах мы выйти не могли. И без своих соратников и союзников мы бы ничего не сделали.

— С кем непосредственно вы работали и что хотели бы рассказать об этих людях?

— Сначала о своем старшем товарище. Это Семен Маркович Семенов. Он закончил Массачусетский технологический институт, получил степень бакалавра, работал в Нью-Йорке и был одним из самых продуктивных легальных разведчиков. От него я получил в наследство одного человека…

Семенов был прирожденный разведчик, умел устанавливать контакты с людьми, совершенно безотказно работал… Правда, жизнь его сложилась потом неудачно. В силу ряда субъективных причин пришлось уйти из разведки, на жизнь он зарабатывал (и неплохо) переводами технической литературы на английский язык… Сейчас его, к сожалению, нет в живых.

— Но кого же передал вам Семенов?

— Это был Фукс. Сам Клаус Фукс. С ним мы, советские, в США не встречались. Работали через связников. Связной контактировал с Семеновым. В общем, так: Фукс — связной — Семенов. А Семенов уже возвращался на родину, поэтому цепочка замкнулась на мне.

…Один из основателей и первый директор Центрального разведывательного управления США Аллен Даллес в своей книге «Искусство разведки» назвал дело Клауса Фукса «наиболее ярким примером, когда Советы имели практически идеальные условия для шпионажа». Одной из целей советской разведки, продолжает он, «были научные, в особенности ядерные исследования. Советами была получена информация о том, что США и Англией велись колоссальные совместные работы в области ядерной физики, и им хотелось ознакомиться с плодами этих усилий». В ряду тех, кто помогал Советскому Союзу, Даллес называет и знаменитого итальянского физика Бруно Понтекорво, он оказался в Советском Союзе в 1950 году… Что думает об этом мой собеседник?

— Да, Понтекорво оказался в СССР в 1950 году, — говорит Яцков. — Но, в отличие от Фукса, ему не предъявлялось обвинение в сотрудничестве с советской разведкой — все это были бездоказательные домыслы.

— А вы с ним познакомились в Союзе или раньше?

— В Союзе, когда он приехал. Его сразу поселили в гостинице «Москва», в люксе, но гостиничная жизнь не очень привлекательна… Потом его принимал Берия, а я в этой беседе был переводчиком.

— Прошло много лет, понимаю, но все же какой вам запомнилась та беседа? Встреча двух интеллектуалов?

Яцков расхохотался:

— Конечно, Берия к тому времени чего-то нахватался от ученых, но, думаю, он понимал свой уровень и говорил не о физике. Правда, спросил, занимался ли Понтекорво водородной бомбой. На что Бруно ответил: к этой проблеме не имел никакого отношения. В основном же беседовали на житейские темы. Расспрашивал о прошлой деятельности, о жизни, о семье.

— Вам, а точнее нам, помогал в основном Фукс?

— Не только он. Но все помогали бескорыстно. Один источник так характеризовал мотивы своего сотрудничества: «Нет страны, кроме Советского Союза, которой можно было бы доверить такую страшную вещь. Но раз отобрать у других стран мы ее не можем, пусть СССР знает о ее существовании, пусть находится в курсе прогресса, опыта и строительства. Тогда СССР не окажется в положении страны, которую можно шантажировать».

— Судя по тому, что листок с процитированным текстом вы убираете, имя называть не собираетесь?

— Угадали. Да и на листке этом имени нет. Не все можно и нужно раскрывать и сегодня. Скажу лишь: кроме Фукса, на атомных объектах «Манхэттенского проекта» у нас было еще четыре человека…

— И с тех пор, несмотря на все расследования и суды, о них не знают?

Яцков посмотрел задумчиво на красный глазок диктофона, выразительно помолчал.

— О ком еще вы хотели бы вспомнить сейчас?

— О наших связных. Одна из них — Леонтина — Лесли Коэн. Она ходила буквально по острию ножа. Каждая ее поездка в Альбукерк, городок близ атомного центра, могла закончиться арестом. Лесли, работница текстильной фабрики, приезжала в Альбукерк лечить болезнь горла, все нужные справки были, разумеется, заготовлены. За всеми посторонними в этих пустынных местах был установлен контроль, дважды наших связных спрашивали о цели их приезда. Но Лесли была вне подозрений.