Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

Даже попав в тюрьму, Молодый сумел заработать огромные по тем временам деньги для своей родной службы. Еще во время судебного процесса волею обстоятельств заключил он с одним крупным британским изданием контракт. За книгу «20 лет секретной службы» с описанием собственной жизни ему полагалось 100 тысяч фунтов. Вот уж где Конон Трофимович дал волю богатой фантазии. Сын, потом переводивший опус с английского на русский, называет его бредом, настолько в книге все поставлено с ног на голову. Сам Конон Молодый, вернувшийся после отсидки домой, только смеялся над этой своей дезинформацией. Возможно, отсюда и многочисленные мифы о Лонсдейле — Бене. В его писания поверили, растиражировали на многих языках и пошли по миру гулять легенды о Гордоне. Но британцы об этом и не подозревали, рассчитались с сидевшим в тюрьме автором сполна, а он, как и полагалось в те годы, передал весь гонорар до последнего пенса родине. Правда, потом книгу рискнули перевести поляки. Ведь и предал Конона их соотечественник, да и один из поставщиков информации, с которым Бен имел дело в Англии, был завербован в Варшаве. И вот мизерную сумму за публикацию этого перевода на польский Конону Трофимовичу милостиво разрешили получить в Москве.

А из Лондона всю добытую Беном и его источниками информацию в советскую столицу передавали скромные владельцы букинистического магазина Крогеры. Они же идеальные связники и радисты советского резидента Бена.

Как-то в 1959 году Молодый приехал в дом радистов на Пендерри Райз, что на юго-востоке Лондона, с высокой температурой. Элементарно порезал руку, а началось заражение крови, предлагали даже ампутацию. Помог врач-китаец, вылечивший Гордона-Конона какими-то своими экзотическими методами. Однако, несмотря на дикую боль, встречи с радистами пропустить было никак нельзя. Бен попал прямо на сеанс радиосвязи с Москвой. Тетя Лона, как называет крестную Трофим, читает ему только что полученную радиограмму: «Трофим, 53 сантиметра». Конон переспрашивает, не понимает. Лона ему: «Дурак, у тебя сын родился». И Молодый, отметив после выздоровления счастливое событие, предложил друзьям стать крестными его сына. С тех пор Конон Трофимович так и обращался к Коэнам, уже в Москве говорил жене Гале и Трофиму: «Поедем к крестным».

Арестовали Молодого в 1961-м из-за предательства офицера польской разведки. Тогда же его приговорили к 25 годам заключения. Всю вину Гордон Лонсдейл взял на себя. Однако и Крогеры, не сказавшие на суде ни слова, и агенты Бена, решившие сотрудничать с британской контрразведкой, получили неожиданно суровые сроки заключения. Интересно, но именно в лондонской тюрьме судьба свела Бена с другим пленником и тоже советским разведчиком Джорджем Блейком, приговоренным за шпионаж в пользу Советов к 42 годам. Бен поражал загрустившего было Блейка невиданным в тюремных стенах оптимизмом. Спорил с англичанином, доказывая ему, что через несколько лет они с Джорджем встретятся на параде в честь 7 ноября на Красной площади. Удивительно, но так и случилось. Отсидевшего несколько лет в тюрьмах Ее величества Молодого обменяли в 1964-м на англичанина Гревилла Винна — связника предателя Олега Пеньковского.

А дома в Москве об аресте сына, мужа и отца даже не знали. Только когда в Лондоне уже вовсю шел судебный процесс, к Галине Петровне пришли и сказали: ваш муж — советский разведчик, ему грозит долгое тюремное заключение. «Мама была в шоке, от которого было трудно оправиться», — вздыхает Трофим Кононович. Потом сообщили и о приговоре. Маленький Трофим, было ему три года, никак не мог понять, почему мама все время грустит и плачет.

Отец не любил рассказывать домашним о тюрьмах Ее величества. Изредка, но проскальзывало в разговорах, что сначала, когда его еще надеялись перевербовать, держали в одиночной холодной камере. Отключали свет, а ночью включали, не давая спать. Но стойкость Гордона скоро убедила и настойчивых англичан: этого — не сломить. И Гордон Лонсдейл зажил обычной тюремной жизнью, стараясь не выделяться среди сокамерников. Сбавил в весе, ходил на прогулки, работал над книгой. И ждал, терпел, веря, что свои не бросят и в беде не оставят.

Уже потом, после возвращения отца из Англии, Трофим Молодый познакомился с другом отца Вильямом Фишером — Рудольфом Абелем и его дочерью Эвелиной. И там семье сообщили об аресте Абеля-Фишера без излишних подробностей. Вроде бы конец 50-х — начало 60-х — хрущевская оттепель, однако лишней информацией семьи арестованных разведчиков совсем не баловали.

Когда в апреле 1964-го Конон Трофимович вернулся домой, семье довольно быстро дали двухкомнатную квартиру в доме на Фрунзенской, где и сейчас живет немало чекистов. Трофиму только-только исполнилось шесть, а накануне отца обменяли. Пришел он из детского сада, а мамы — нет. Куда делась — неизвестно, секрет. И вдруг — отец. «Мне было так хорошо, что у меня есть отец, что все это не сказки. — Трофим Кононович вздыхает. — Я же не знал, кем он был, где. На все мои вопросы отвечали — папа далеко, в Китае. Я-то сам этого не помню, но мама мне рассказывала, что так я грустил без отца, даже милиционеров за сапоги обнимал. И наступило в моей жизни счастье».

Конон Молодый любил и умел водить автомобили. Сначала крутил баранку на старой «Волге». Тот пикап еще первых выпусков с оленем на капоте терпеливо дождался его возвращения. Потом пикап продали; хотя новое авто купить было почти немыслимо, Конону Трофимовичу это удалось. Вместе с женой, сыном и приемной дочерью Лизой от первого брака Галины Петровны четыре раза подряд, с 1966-го, ездили отдыхать на море. Встречались с теми, кто знал, что за гость с семьей к ним пожаловал. Принимали хорошо.

Вопреки легендам о том, будто разведчики могут здорово выпить, Конон Трофимович свою меру знал твердо. Пьяным Трофим отца никогда не видел. Лишь однажды на дегустации в знаменитом Абрау-Дюрсо мать встретила подругу, вместе с которой была в оккупации. Той, дегустатору по профессии, на работе пить было вроде и не положено, и она пригласила друзей к себе домой. Вот тогда режим и был крепко нарушен. После, приехав в гостиницу, отец, хотя и был, по словам Трофима КоноИвашутинновича, человеком исключительно демократичным, приказал: «Все, хватит. Ездим только на море».

А еще Конон Трофимович очень любил хоккей. Это его увлечение очень поощрял один из коллег по службе — Павел Георгиевич Громушкин. В то время общественник Громушкин увлеченно трудился в дисциплинарной комиссии Федерации хоккея СССР. Часто приглашал в ложу для почетных гостей и Конона. Обычно приезжал Молодый на хоккей со своим товарищем — киноактером Вячеславом Тихоновым. «Семнадцать мгновений весны» были еще только в планах, но красавца Тихонова уже почитали идолом. Обычно они оба усаживались в ложе «А». Тогда все болели за непобедимый ЦСКА, в крайнем случае за «Спартак». Конон и небольшая группа товарищей в аккуратных пиджаках нарушали гармонию, страстно поддерживая «Динамо».