Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

И еще одна встреча с тем же самым человеком. Когда Вартаняны оказались на короткое время в Москве, то вдруг увидели обладателя знакомого паспорта на проспекте Мира. Двигался он прямо супругам навстречу, а прошел, даже не кивнув. Они — тоже. Но — оглянулись. Обернулся и он. Такое вот получилось рандеву. Не зря, видно, добывал Андрей Васильевич Вартанян документы для таинственного незнакомца. Даже Геворк Андреевич удивляется:

— Ну до чего же маленький наш шарик…

Но все это было уже потом, после Тегерана. А в Иране Вартанян-старший делал немало для Центра полезного и необходимого, за что советская разведка практически ничего не платила преуспевающему владельцу кондитерской фабрики, известной на весь Иран своими сладостями. 200-тысячная армянская диаспора уважала его искренне. Кстати, когда через несколько десятилетий уже сам Геворк Вартанян обосновался в весьма развитой европейской державе, то и он стал удачливым бизнесменом. Так отец и сын экономили средства для родной разведки.

А в Тегеране он быстро понял, чем занимается отец. В доме появлялись и потом куда-то исчезали незнакомые люди. Начал Геворк выполнять и мелкие поручения — отнести, встретить, что-то быстро припрятать. В семье было два брата и две сестры. Потом все вернулись в Союз, кроме одной из сестер, вышедшей замуж и, увы, рано ушедшей из жизни. И все знали о тайной работе отца, все помогали. Советский Союз оставался для них Родиной — так воспитал детей Вартанян-старший. Но профессиональным разведчиком стал только Геворк.

4 февраля 1940-го он впервые вышел на встречу с советским резидентом. И тут ему повезло. Дослужившийся потом до генерала, что в то время случай для внешней разведки редкий, Иван Иванович Агаянц был человеком строгим и в то же время добрым, теплым. Работал с ним Геворк до конца войны, пока Агаянц не получил нового назначения — резидентом во Францию. И настоящего разведчика из него сделал Агаянц. Хоть и был занят, но выкраивал время, встречался со смышленым пареньком, натаскивал.

Первое задание сразу же оказалось и очень серьезным: создать группу верных ребят-единомышленников. Геворк привлек к работе семерых друзей. Все примерно его же возраста — армяне, лезгин, ассирийцы. Общались между собой на русском и на фарси, который учили в школе. Сплошной интернационал. И все — выходцы из СССР. Родителей почти всех этих ребят из Советского Союза в 1937–1938 годах или выслали, или они сами вынуждены были уехать. А любовь к Родине, несмотря ни на что, осталась. Вербовал их Вартанян на чисто идейной основе. Давали согласие войти в группу без всяких вознаграждений, хотя и понимали, чем рискуют. Никакой оперативной подготовки ни у кого не было, и профессионалам из советской резидентуры приходилось образовывать ребятню буквально на ходу. Первое, чему научили, — вести наружное наблюдение. Иранцев среди «легкой кавалерии» не было. Это потом начали вербовать и их, но только как агентов.

В 1941-м к группе подключилась симпатичная школьница. Ее брат был другом Геворка, который присматривался к Гоар полтора года, прежде чем предложить ей пока еще не руку и сердце, а рискованную работу. Будущая жена была смелой, ни от каких заданий не отказывалась. Но в разведку, как и сегодня полагает Геворк Андреевич, счастливо живущий в браке с Гоар Левоновной вот уже почти 60 лет, девочку привела все же любовь. Ведь тогда ей не было и шестнадцати. Мальчишки и девчонки, или еще ходившие в школу или только учебу закончившие. Все они, включая и Гоар, неплохо говорили на фарси, что здорово помогало в работе. Это, кстати, о пользе изучения иностранных языков.

Правитель Ирана Реза-Шах обещанного нейтралитета не соблюдал, вовсю помогал Германии, и в конце августа 1941-го в страну вошли с севера советские войска, с юга — английские. В то время в Иране находилось около 20 тысяч немцев. Под видом торговцев, бизнесменов, инженеров понаехали военные инструкторы и разведчики. И Агаянц не побоялся дать неопытной ребятне непростое задание: следить и выявлять фашистскую агентуру.

Резидентурой руководил у немцев Франц Майер. До этого майор из военной разведки успел поработать в СССР, знал русский, прекрасно освоил фарси. Типичный ариец — рослый, голубоглазый. И, говоря на разведжаргоне, группа Вартаняна «начала за ним работать». До ввода наших в Иран «держали его плотно». Хотя он, чтобы сбить с толку, и бороду отпускал, и одежду менял постоянно. Несколько раз Майера засекли вышагивающим по центру Тегерана в форме офицера Генштаба иранской армии. Или выходил вдруг из его квартиры, «легкой кавалерии» хорошо известной, какой-то незнакомый человек. Но ребята знали точно — Майер. Обличье новое, а вот походку изменить даже опытнейшему шпиону никак не удавалось. А потом он все-таки исчез, и они отыскали его уже после 1943-го. Отрастил бороду, покрасил хной волосы и, как выяснилось, на время превратился в пролетария: трудился могильщиком на армянском кладбище. Немцы вообще нередко маскировались под иранцев. А те, кто хорошо знал языки, выдавали себя за англичан, американцев, иногда даже за русских.

Майера должна была взять советская резидентура. Конечно, интересовались им и английские союзники, тоже шли за немцем по пятам. Люди из советского посольства и группы захвата находились в полной готовности, оставалось только получить приказ. Но где-то промедлили, ошиблись, и пока наши запрашивали Москву, арестовали ценнейшего немецкого разведчика не мы, а англичане. Обидно было страшно, однако этот урок Вартаняну и его команде пошел на пользу, предостерег от излишней благости и самоуспокоенности.

У «легкой кавалерии» не было никакой техники. Разве быстрые ноги да велосипеды. Потом в 1942-м дали им на восьмерых один трофейный мотоцикл «Зюндаб». Гоняли на нем и Геворк, и Гоар. Часто немцы от ребят уходили на своих машинах. Приходилось крутить педали. Иногда вопреки всему находили и догоняли. Упорные были у Геворка помощники.

Вартанян-старший твердо знал: сын встал на его путь. Однако закон профессии суров. Никаких советов и обменов мнениями. Конспирация не позволяла, ибо у каждого — собственная работа. Хотя, как вспоминает Гоар Левоновна, Андрей Васильевич все же изредка давал волю чувствам. Иногда, видно, понимая, что Геворк выполняет рискованное задание, вышагивал часами около дома, бывало, до самой ночи поджидая сына. Но только слышались его шаги или шуршание шин велосипеда, и отец спешил в квартиру: к чему мальчику знать, что он волнуется, переживает.

Переживал Андрей Васильевич не зря. В 1941 году сына арестовали. Дело было серьезное. Один из руководителей группы азербайджанских экстремистов активно работал против СССР, устраивал теракты. Какие-либо разговоры-переговоры — бесполезны, о перевербовке и речи не шло. Выход такой — террориста убрать, ликвидировать, чтоб другим неповадно было, а не вывезти потихоньку куда-то и изолировать, как частенько делалось. Вызвались двое друзей Геворка постарше. Задание выполнили, но подсветились, оставив кое-какие следы. И Вартанян попал под подозрение: ребята-то были из его команды. Он возвращался домой на велосипеде, когда внезапно остановила полиция: велосипед краденый. Еще до того как начали избивать, Геворк понял, в чем дело. Бросили в подвал и лупили здорово: где убийцы? Пришлось «чистосердечно» признаться, что с парнями этими действительно знаком, но даже и представить себе не мог, какие же они плохие. Просил выпустить, обещая быстренько их отыскать. К тому времени девочка с косичками Гоар уже носила к нему в тюрьму передачи и ухитрилась сообщить, что двое друзей вывезены в Советский Союз. Они вообще с Гоар с детства понимали друг друга даже не с полуслова — с полувзгляда. Это и идеальная совместимость помогали потом выкарабкиваться из переделок посложнее той, тегеранской.