Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

В разговоре с Хайнеманом Коротков проявил определенный такт: он называл его не оберштурмфюрером, но обер-лейтенантом, как офицера полиции, а не СС. К тому же предложил ему свои накопления — около тысячи марок. Сказал, пусть лучше его сын оплатит этими деньгами парадное обмундирование, чем их отберет правит тельство Германии. (Советским гражданам было разрешено при депортации на родину взять с собой только один чемодан с носильными вещами и не больше ста марок на расходы в пути следования.)

Хайнеман согласился. В последующие дни он дважды вывозил Короткова в город, высаживал где-нибудь поблизости от станции метро, часа через два подбирал в назначенном месте и возвращался в посольство. За это время Коротков звонил по телефону-автомату нужному агенту, передавал инструкции, шифры, валюту…

Эти вылазки были сопряжены со смертельной опасностью. В случае, если бы Хайнеман оказался провокатором и сдал Короткова в городе гестаповцам, ничто бы не спасло разведчика от гибели. Посольство никак бы не могло бы ему помочь: ведь формально он не покидал здания на Унтерден-Линден!

Когда 2 июля советские дипломаты уезжали из Берлина, Коротков и Бережков попрощались с Хайнеманом. Ухмыльнувшись, обер-лейтенант дал понять, что догадывается, с какой целью встречался молодой сотрудник посольства со своей «немецкой пассией».

— Возможно, — сказал он уже без улыбки, — мне когда-нибудь придется напомнить кому-нибудь об этой услуге. Надеюсь, она не будет забыта…

Ни Коротков, ни Бережков об этом не забыли. После войны они оба, независимо друг от друга, пытались найти какие-либо следы своего давнего знакомого. Ни тому ни другому сделать это так и не удалось…

По возвращении в Москву Коротков был повышен в должности сразу на три ступени: уезжал он в Берлин заместителем начальника отделения, вернулся начальником отдела. Повысили и в звании — он стал капитаном госбезопасности, что после 1940 года соответствовало званию подполковника Красной Армии [68] В начале 1943 года воинские звания были унифицированы. Капитаны госбезопасности стали именоваться подполковниками госбезопасности. . Впрочем, очень скоро Коротков получил очередное звание — полковника госбезопасности.

Отдел, которым он руководил, официально назывался «немецким». На самом же деле его сотрудники занимались разведкой и в союзных с Германией странах.

К сожалению, радиосвязь с Берлином быстро прервалась. Оставленные группе Харнака и Шульце-Бойзена рации были маломощными, предполагалось, что прием их передач будет производиться первоначально в Минске, а затем перетранслироваться в Москву. Однако, как известно, немцы захватили Минск в первые же дни войны. К тому же Ганс Коппи был радистом совсем «зеленым», и его рация быстро вышла из строя.

Нужно было найти выход из создавшегося положения. В Брюсселе имелась нелегальная резидентура военной разведки, располагавшая достаточно мощной радиостанцией, опытными радистами и определенными оперативными возможностями. Один из сотрудников-нелегалов владел коммерческой фирмой, сотрудничавшей с хозяйственными организациями оккупационных войск. Он сумел получить у немецких властей пропуск для поездки в Берлин, встретился там с Шульце-Бойзеном и Харнаком и забрал у них скопившуюся за несколько месяцев ценную информацию, с чем и вернулся в Брюссель. Отсюда добытые данные были переданы в Москву.

Здание абвера в Берлине

Реактивный истребитель Ме-262

Союзники изучают пробитую броню «Тигра»

Николай Кузнецов перед заброской в немецкий тыл. Пробная фотография в летной форме

Партизаны на операции

Николай Струтинский Илья Старинов

Мины конструкции Старинова в действии: рельсовая война

Александр Коротков, резидент разведки в Берлине накануне войны

Арнольд Шнее

Немцы входят в Варшаву. Германские сапоги, варшавские мостовые

Геворк Вартанян

Отто Скорцени

«Большая тройка» в Тегеране.

Встречу абверу сорвать не удалось… 1943

Конон Молодым (справа) и Донатас Банионис

Ядерный взрыв

Проходная ядерного центра США в Лос-Аламосе