Андрей Грешнов - После нас

Встречались на дороге и памятники новейшей истории Афганистана. На специально оборудованной площадке для отдыха, откуда открывается чудесный вид на разлив реки Кабул в районе озера Наглу и на горы уезда Соруби, застыл на постаменте советский танк Т-54. Он стоит как напоминание о войне 80-х годов. На этом месте останавливаются отдохнуть многие водители. Бывшие коммунисты и бывшие моджахеды показывают детям и внукам некогда грозную советскую технику. И те и другие испытывают по отношению к СССР не ненависть, а скорее ностальгию по тем далеким и, как они говорят, славным временам. Все как один твердят, что война в Афганистане была страшной ошибкой и что, даже несмотря на это, русские с афганцами были и будут братьями.

Мы тоже решили остановиться у танка и сделать фотографии на память. А когда потом подошли к моему внедорожнику, он не завелся. Выяснилось, что мы полностью разрядили аккумулятор, гоняя слабенький кондиционер и освещая дорогу ближним светом фар. Танк этот стоял в пустынном месте на холме, в обе стороны от которого были только горы. Двое моих попутчиков, один из которых был муллой, предложили толкнуть машину и завести ее с разбега. Но это не могло принести успеха, так как в «Тойоте» стояла коробка-автомат. Тогда я вспомнил, что где-то километров пять назад мы видели какой-то придорожный дукан, возле которого стояли несколько легковых автомобилей. Делать было нечего, и мы стали толкать машину вниз по склону к тому самому дукану. Прикол состоял в том, что из-за коробки-автомата у автомобиля не работали и тормоза, и ее пришлось сдерживать от неконтролируемого ускорения ручником. Тут впору было вспомнить знаменитую фразу «будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого старого пылесоса»: мы два часа толкали тяжелую машину к замеченному мной дукану, который оказался чем-то вроде караван-сарая.

У дукана праздно гуляли два бородатых человека, исподлобья поглядывая на нас. Мои попутчики пошли с ними договариваться о помощи, объяснив, что горе-водитель — это не кто-нибудь, а «шурави». При слове «шурави» из разных щелей начали появляться новые люди. Сгрудившись у капота моего автомобиля, они слушали мою грустную историю о сдохшем аккумуляторе, а потом куда-то испарились. Каково же было мое удивление, когда уже через пять минут они принесли аккумулятор от большого грузовика и попытались запустить двигатель. Но, видимо, при спуске с горного подъема солярка залила все внутренности автомобиля так, что он никак не желал заводиться. В результате аккумулятор посадили. В тот момент я думал уже только о том, как оттуда смотаться подобру-поздорову. Но это было проблематично — на дороге в тот час автомобилей не было.

И тут к капоту подошел бородач, который, поковыряв клемму ногтем, что-то сказал бегавшим рядом детям на языке пушту. Через минут двадцать четверо бачей, обливаясь потом, притащили к машине настоящий танковый аккумулятор. Как они его донесли, для меня было загадкой. Закидывать его на капот «Тойоты» нам помогали бородачи. Я повернул ключ зажигания и стал ждать чуда. И оно случилось. Раздался небольшой взрыв — из глушителя вылетела большая жидкая солярная пробка и повалили клубы черного дыма. На все мои попытки как-то отблагодарить своих нежданных помощников они отвечали отказом и не желали брать деньги. Тогда мы решили что-нибудь купить у них в дукане и приобрели два килограмма льда, как оказалось, самого ходового здесь товара. Сосать, конечно, мы его не стали, но вот свои головные уборы — два паколя и тюбетейку муллы — наполнили хорошенько, после чего водрузили их себе на головы. Стояла дикая жара, и таявший на голове лед струйками сбегал из-под шапок по щекам, принося долгожданную прохладу…

Когда горы и предгорья на трассе Кабул — Джелалабад сменились пустынно-холмистым ландшафтом, началась провинция Лагман. Здесь в небольших оазисах слева от дороги через реку размещались многочисленные военные базы афганской армии и американских войск. Над новой совместной военной базой «Гамбар» висел огромных размеров дирижабль, на котором были закреплены десятки камер слежения за местностью, что позволяло военным быстро реагировать на возникавшие в регионе внештатные ситуации и оперативно прибывать на помощь попавшим в засады колоннам. Точно такой же дерижабль натовцы повесили и над Кабулом, но провисел он там недолго — порывы шквалистого ветра унесли его в неизвестном направлении.

Провинция Лагман тянется вплоть до населенного пункта Дарунта, пригорода Джелалабада. По мере приближения к городу жара усиливается — уже в Дарунте температура воздуха повышается более чем до 40 градусов в тени. Влажность в Джелалабаде и Дарунте почти стопроцентная, так что поездка по этим местам весной и летом напоминает долгий поход в сауну.

В Дарунте разгружались дальнобойщики, которые привезли товары из Пакистана. Здесь возникали постоянные автомобильные пробки из-за контрольно-пропускных пунктов полиции. В Джелалабаде же пробки возникали по другой причине — как правило, из-за американских военных колонн. Перед ними и за ними дорожная полиция оставляла свободное пространство, чтобы местные водители не могли приблизиться к американцам. Зачастую американцы начинали стрелять по автомобилям, опасаясь, что в них сидят террористы.

Сам по себе Джелалабад — город не очень большой и почти полностью торговый. После предрассветного намаза и до предзакатного все джелалабадские улицы представляют собой базары под открытым небом. Над центральным «Хинду-базаром» натянуты одеяла и тенты — так торговцы и покупатели спасаются от безжалостного солнца. Бросается в глаза, что местное население воды пьет немного и почти совсем не потеет. Базар в Джелалабаде — это не только торжище, но и «бизнес-центр». Здесь заключаются многомиллионные сделки и собираются джирги — встречи авторитетных пуштунских старейшин, которые решают деловые вопросы, связанные с наследством, правами на землю и даже лицензированием торговой деятельности. Здесь никто никуда не торопится, только дети бегают за иностранцами, выпрашивая деньги. Кажущийся хаос на самом деле представляет собой восточный порядок, где каждый знает свое место.

Русскому на базаре афганцы расскажут все, так как очень многие помнят русский язык. Оказалось, что у одного из торговцев-лоточников, седобородого старика, два сына работали в Сибири, и он был рад перекинуться со мной знакомыми ему русскими словами. Нынешние нангархарские муллы в 80-х годах прошлого столетия были офицерами афганской армии и царандоя, а врачи и специалисты в области сельского хозяйства стали сегодня торговцами. Жизнь загнала их всех в этот водоворот «рынка под одеялами», но они не роптали и встречали все превратности судьбы с присущей пуштунам стойкостью.