Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Мы проехали совсем немного, когда император приказал остановить карету, вышел из нее, сделал несколько шагов вперед и вошел совершенно один в какой-то дом, оставив нас с принцем в карете. Через несколько часов мы начали беспокоиться; поскольку жизни императора так часто угрожали, то мы, вполне естественно, стали опасаться, что император мог попасть в западню или в том доме его мог поджидать неприятный сюрприз. Наше воображение воспылало, разжигаемое подобными мыслями, до такой степени, что ни о чем другом думать мы уже не могли.

Принц Мюрат принялся богохульствовать и разразился проклятиями, на какие только был способен, поначалу в адрес безрассудства его величества, потом досталось его любовной интрижке, а затем он принялся за милую даму и ее услужливость. Положение, в которое мы попали, пришлось мне по душе не больше, чем принцу, но поскольку я держался более хладнокровно, то попытался его утихомирить; и в конце концов принц окончательно потерял терпение, выпрыгнул из кареты и рванул к дому, а я последовал за ним. Но едва принц коснулся дверного молотка, как двери раскрылись и из дома вышел император. В этот утренний час стало уже совершенно светло. Принц тут же сообщил императору о беспокойстве и тревоге, охвативших нас, не забыв рассказать о том, что мы думали по поводу его безрассудства. «Ну что за ребячество! — воскликнул его величество. — Что случилось такого, чего следовало бояться? Где бы я ни был, разве я нахожусь не в собственном доме?»

В 1804 году в числе обслуживающего персонала ее императорского высочества принцессы Мюрат находилась молодая девушка, гувернантка, взятая на роль чтицы, по имени мадемуазель Элеонора де ла Плень. Ей было семнадцать или восемнадцать лет, она обладала высоким ростом и прекрасной стройной фигурой. Брюнетка Элеонора с красивыми черными глазами обращала на себя внимание живостью характера и большой склонностью к кокетству.

Некоторые люди, заинтересованные в осложнении отношений между ее величеством и ее супругом-императором, не без удовольствия заметили желание этой молодой чтицы испытать силу своих взглядов на императоре и его намерение не отказывать себе в удовольствии потворствовать этому желанию; в итоге эти люди приняли все меры, чтобы искусно разжечь пламя страсти в сердцах императора и чтицы. Один из этих людей взял на себя все обязанности по дипломатическому урегулированию нового любовного романа. Соответствующие предложения, переданные через посредников, были сразу же приняты; и прекрасная Элеонора стала появляться в замке тайно, но редко, оставаясь там на два или три часа. Когда она забеременела, император снял для нее дом на улице Шатерен, где она произвела на свет прелестного мальчика, на имя которого было положено ежегодное содержание в размере тридцати тысяч франков. Сначала заботы о нем были поручены няньке принца Ахилла Мюрата, которая нянчила его три или четыре года, а затем господин де Меневаль, секретарь его величества, в соответствии с полученным приказом стал заниматься воспитанием ребенка. Когда же император вернулся с острова Эльба, то сын мадемуазель Элеоноры был передан на попечение ее величества императрицы-матери. Эта любовная связь императора продолжалась недолго.

Однажды Элеонора вместе с матерью заявилась в Фонтенбло, где в то время находился императорский двор. Она направилась в апартаменты его величества и попросила меня известить его о своем визите. Император, чрезвычайно раздосадованный ее поступком, дал мне указание сообщить ей, что он запрещает ей появляться у него без разрешения, и предложил ей немедленно покинуть Фонтенбло. Несмотря на грубость по отношению к матери своего ребенка, император сына любил очень нежно. Я часто привозил мальчугана к императору, и он ласкал ребенка, угощал его множеством лакомств и с удовольствием проводил с ним время, забавляясь и радуясь его живости и остроумию, которые свидетельствовали об удивительных умственных способностях мальчика.

Этот ребенок и сын от польской красавицы, о которой я расскажу позднее, а также римский король, были единственными детьми императора.

Не помню где, но я уже упоминал о том, что во время пребывания в Булони, а оно было продолжительным, император за дневные труды вознаграждал себя ночью общением с красивой итальянкой, и сейчас я расскажу то, что мне известно об этом приключении.

Однажды утром, когда я одевал его величество, тот в присутствии принца Мюрата пожаловался на то, что вокруг не видит никого, кроме усатых физиономий, а это очень утомительно. И принц, всегда готовый в подобных случаях оказать услуги своему шурину, рассказал ему о красивой и обаятельной генуэзской даме, которая воспылала желанием увидеть его величество.

Император, смеясь, дал разрешение на встречу тет-а-тет. Принц предложил лично направить вызов; и через два дня благодаря его любезной помощи дама прибыла и была устроена в верхнем городке. Император, который расположился в Понт-де-Брике, однажды вечером приказал мне взять карету и разыскать эту протеже принца Мюрата. Я подчинился приказу и привез красивую генуэзку, которую, чтобы избежать скандала, хотя в эту ночь было очень темно, провел через маленький сад, примыкавший к апартаментам императора не со стороны улицы, а позади его дома.

Бедняжка очень волновалась и даже роняла слезы, но быстро овладела собой, когда выяснилось, что ее принимают очень любезно. Ее визит продолжался до трех часов утра, после чего меня вызвали, чтобы я отвез ее обратно. Уже потом она возвращалась к императору четыре или пять раз и затем была с ним в Рамбуйе. Она была нежной, простой и доверчивой девушкой, совсем не склонной к интригам, и не хотела извлечь выгоду из любовной связи, которая в лучшем случае была всего лишь временным приключением.

Насколько мне помнится, примерно в это же время первый консул воспылал сильной страстью к госпоже Дюшатель, очень умной и прелестной молодой женщине. Госпожа Бонапарт, подозревая о существовании любовной интриги, не скрывала своей ревности; и ее муж стремился всеми возможными путями унять ее супружеские подозрения. Прежде чем отправиться в покои своей любовницы, он обычно ждал, пока все в замке заснут; и даже принимал меры предосторожности до такой степени, что отправлялся из своей комнаты в комнату госпожи Дюшатель в ночной пижаме и на босу ногу.

Однажды, обнаружив, что он еще не вернулся к себе, а утро уже почти наступило, я пошел, в соответствии с указаниями, которые мне дал первый консул, о том, что мне следует делать в подобных случаях, прямо к горничной госпожи Дюшатель, чтобы она отправилась к своей госпоже и напомнила ей о уже наступившем часе. Не прошло и пяти минут после этого своевременного напоминания, как я увидел первого консула, возвращавшегося к себе в состоянии сильного возбуждения, о причине которого мне пришлось довольно скоро узнать. Он обнаружил, возвращаясь в свою спальню, что одна из служанок госпожи Бонапарт, находясь в засаде, увидела его из служебной комнатки, окошко которой открывалось в коридор.