Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

У императрицы была великолепная память, чем часто пользовался император; она также была прекрасной музыкантшей, играла на арфе и пела с большим чувством. Она обладала идеальным тактом, тонким пониманием того, что именно надлежит делать в данный момент, ей было свойственно высказывать разумные, очень верные суждения, которые уже не подвергались сомнению; и обладая характером всегда доброжелательным, чуждым резким сменам настроения, всегда снисходительная в отношениях и с друзьями, и с врагами, она умела восстановить мир, где бы ни возникали ссора или несогласие. Когда император гневался на своих братьев или на других лиц, что случалось часто, то стоило императрице сказать несколько слов, как все сразу улаживалось.

Императрица была очень щедрой и делала много пожертвований, проявляя удивительную изобретательность, чтобы найти повод для очередного дара. Многие эмигранты жили, полагаясь исключительно на ее благотворительную деятельность; она также поддерживала очень активную переписку с монашеским орденом «Сестры милосердия», монахини которого ухаживали за больными, и посылала ордену массу вещей. Она приказывала слугам ходить по городу и оказывать от ее лица благотворительную помощь нуждающимся. Ежедневно множество других лиц также получали от нее подобные дары. И все эти подаяния, все эти многочисленные подарки приобретали исключительную ценность, благодаря той искренности, с которой они предлагались, и тому разумному подходу, с которым распределялись.

Все члены императорской семьи были большими поклонниками музыки, особенно итальянской; но сами они не музицировали и многие из них пели так же плохо, как и его величество, за исключением принцессы Полины, которая брала уроки у Бланжини и пела довольно сносно. Что касается принца Евгения, то он доказал, что достоин быть приемным сыном императора: хотя он был музыкантом и пел с большим рвением, все же манера его исполнения не могла удовлетворить слушателей. Но голос принца Евгения был просто великолепен, чтобы давать команды во время военных построений, и, соответственно, он всегда был одним из тех, кому его величество поручал командование во время больших смотров.

Подобно всем нормальным матерям, императрица очень гордилась своими детьми и говорила о них всегда очень восторженно, что казалось вполне естественным тем, кто знал королеву Голландии и наместника короля Италии.

Слуга принца уверял меня, что во время развода Евгений написал своей жене очень мрачное письмо, в котором, возможно, выразил сожаление по поводу того, что не был прямым наследником императора. На это письмо принцесса ответила очень нежным посланием, заявив, помимо прочего: «…я вышла замуж не за наследника престола, а за того, кого люблю, за Евгения Богарне».

После этого события, столь печального для сердца императрицы, из-за которого она так и не смогла обрести покоя, она никогда больше не покидала Мальмезон, не считая немногих поездок в Наварру. Каждый раз, когда я возвращался в Париж вместе с императором, моей первой обязанностью было посещение Мальмезона, хотя я редко возил с собой письмо от императора, так как он писал Жозефине только в случае чрезвычайных обстоятельств. Но перед тем, как я направлялся в Мальмезон, император почти неизменно напутствовал меня следующими словами: «Скажи императрице, что я здоров и что я желаю, чтобы она была счастлива». В тот момент, когда я прибывал в Мальмезон, императрица бросала все дела, чтобы только поговорить со мной; и зачастую я оставался с ней целый час, а то и два; в течение всего этого времени мы говорили только об императоре.

Я часто видел мать императора. Его величество целовал ей руку с большим уважением и нежностью. Но я много раз слышал, как он упрекал ее в чрезмерной экономии. Мадам Мер (т. е. госпожа Мать, как звали ее обычно при дворе) внимательно выслушивала сына, а затем, в качестве объяснения, почему она не меняет стиль своей жизни, приводила такие доводы, которые часто раздражали его величество, но, к сожалению, сама жизнь служила им оправданием.

Мадам Мер обладала большой красотой и была еще очень привлекательной, особенно тогда, когда я увидел ее впервые. Было бы трудно найти лучшую мать; отдавая себя целиком детям, она не скупилась на благоразумнейшие советы и всегда вмешивалась в семейные ссоры, чтобы поддержать тех, кого считала правыми. В течение долгого времени она была на стороне Люсьена, и я часто слышал, как она горячо защищала Жерома от первого консула, когда он был особенно сурово настроен против младшего брата. Единственным недостатком мадам Мер было ее чрезмерное пристрастие к экономии, и по этому поводу можно было бы рассказать удивительные истории, не опасаясь преувеличения; но все при дворе любили ее за доброту и приветливость.

Когда императорский двор временно обосновался в Фонтенбло, местные торговцы, воспользовавшись долгим отсутствием его величества, вознаградили себя, резко подняв цены на все виды товаров. Их вымогательство приняло скандальный характер, и не один из множества иностранцев, предпринявших экскурсию в Фонтенбло, мог счесть, что захвачен отрядом бедуинов, требующих выкупа. Во время пребывания двора в Фонтенбло жалкая постель из мешковины в скверной гостинице стоила двенадцать франков за ночь; крошечная порция еды обходилась в неправдоподобную сумму, а сама еда, несмотря на это, была просто отвратительной; все это было похоже на настоящий грабеж путешественников.

Столь возмутительное мошенничество не могло не стать известным императору. Он пришел в такую ярость, что немедленно отдал приказ об установлении цен, завышать которые местным владельцам гостиниц было запрещено. Этой мерой был положен конец вымогательствам кровопийц из Фонтенбло.

Во время пребывания в Фонтенбло император чаще, чем когда-либо ранее, наслаждался радостями охоты. Костюм для нее обязательно состоял из французского мундира темно-зеленого цвета, украшенного пуговицами и золотыми галунами, бриджей из белого кашемира и ботфортов без отделки; такой костюм предназначался для большой охоты, то есть на оленей. Для охоты с ружьями полагался простой французский мундир без украшений, кроме белых пуговиц, на которых были вырезаны соответствующие надписи. Этот костюм носили все охотники. Он был без каких-либо отличительных знаков, лаже для его величества.

Наполеон приказал воздвигнуть триумфальную арку на площади Карусель в честь побед французских армий во время кампании 1805 года. У него было намерение построить и другие арки. Ниже следует письмо по этому вопросу, которое он продиктовал 14 мая 1806 года: