Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Он испытывал желание получить хотя бы приблизительные знания об анатомии. И с этой целью доктор Корвисар принес ему несколько восковых анатомических моделей, представлявших части сердца и желудка. Император отвел целый час на изучение этих моделей сразу же после своего второго завтрака, но все это вызвало у него такое отвращение, что он почувствовал тошноту. Он тщетно пытался воспрепятствовать протесту своего организма, но все же был вынужден отказаться от анатомических уроков. Тем не менее, тот же самый человек, объезжая поле битвы после кровавого сражения, не испытывал отвращения, соприкасаясь с ранами самого отвратительного вида и запаха. Он часто спешивался с лошади и клал руку на грудь раненого, чтобы убедиться в том, что тот еще дышит; с помощью своих офицеров он обычно поднимал раненого и прикладывал к его губам бутылку с коньяком, которую его слуга Рустам всегда носил с собой.

Возможно, кто-нибудь будет склонен поверить, если подобная гипотеза может быть принята, что его тело в какой-то степени принимало участие в работе мысли.

Когда на острове Святой Елены его гроб был вскрыт через двадцать лет после погребения, Наполеон казался спящим. Его зубы сохранили свою белизну; его борода и ногти, казалось, выросли после его смерти. Его руки не потеряли жизненного вида: они были гибкими и не поддавались вдавливанию.

Наполеон был очень внимателен к вопросу личной гигиены. Он часто принимал ванну, массировал щеткой руки и широкую грудную клетку и любил подшучивать над полнотой своих грудей. Его слуга заканчивал массаж, с силой натирая щеткой его спину и плечи; но бывало и так, что он заставлял Рустама, который был физически намного сильнее слуги, заниматься этим делом. Для умывания он обычно тратил очень много воды из серебряного таза, который, судя по его размерам, мог легко сойти за кадку. Из бутылки с одеколоном он смачивал губку и проводил ею по волосам, а оставшуюся жидкость выливал на плечи.

Наполеон всегда носил зеленый или синий мундиры. Он не переставал носить мундир, пока ему не говорили, что он уже порядком износился. Сначала денежное содержание на его одежду было установлено в размере шестидесяти тысяч франков; он уменьшил эту сумму до двадцати тысяч. Он любил повторять, что дохода в двенадцать тысяч франков и лошади ему вполне достаточно. Он часто вспоминал времена, когда был простым артиллерийским лейтенантом и экономил, чтобы не залезать в долги, особенно когда на его попечении оказался брат Луи, которого он воспитывал и полностью содержал. Он осуждал своего адъютанта и высших офицеров императорского двора, которые вручали предметы роскоши офицерам более низкого ранга, приставленным к особе императора. Тем не менее он любил, когда его окружение демонстрировало блеск и великолепие с некоторой долей помпезности. Он часто говорил тем, кого щедро одаривал: «Соблюдай экономию и даже будь скуповатым дома; будь великолепен на публике», — он сам следовал этому правилу.

Никто не был более скромен в вопросе одежды, чем он, или в отношении еды, да и всего другого, что касалось его лично. Он рассказывал мне однажды, что, будучи совсем молодым офицером, иногда ездил из Парижа в Версаль в так называемых дворовых каретах, которые были разновидностью дешевых омнибусов (весьма удобных, добавлял он обычно), и в которых он знакомился с очень приятными людьми. Вот только эти омнибусы не были способом быстрого передвижения для путешественников, поскольку путь от Парижа до Версаля они преодолевали за пять часов.

Хотя внутренние и внешние дела империи получили бурное развитие после разрыва Амьенского мира, обычный образ жизни императора почти не изменился. У него не было точного распорядка дня для работы, еды и сна. Обычно он приходил в свой кабинет в семь часов утра одетый на весь день, в одном и том же неизменном костюме — жилете и брюках из белого кашемира, гвардейском зеленом мундире, который он не менял в течение шести дней, и синем мундире с белыми лацканами по воскресеньям и в дни приемов.

Он носил эполеты полковника, знаки отличия Почетного легиона и Железной короны в петлице под мундиром — тоненькую пластинку Почетного легиона и большую орденскую ленту; и на нем всегда были белые шелковые чулки. Когда ему приходилось выезжать на лошади, то, чтобы не терять времени, он не менял чулок и ограничивался лишь тем, что менял туфли с овальными золотыми пряжками на сапоги с шелковой подкладкой.

Прием проводился в девять часов утра. На нем присутствовали офицеры, чтобы получить соответствующие указания; офицерам, не имевшим заданий, разрешалось отсутствовать. После приема некоторые лица, которые в силу своего ранга или должности имели прямой доступ к императору, выражали ему свое почтение или перебрасывались с ним парой слов.

Несмотря на строгий этикет императорского двора, всегда была немногочисленная группа привилегированных лиц, которые имели право входить в его спальню, даже когда он был еще в постели. Эта группа состояла из следующих персон: г-н де Талейран; де Монтескье — главный камергер; де Ремюза — первый камергер; Маре, Корвисар, Денон, Мюрат, Иван; Дюрок — обер-гофмаршал; де Коленкур — главный конюший.

В течение долгого времени все эти лица приходили в апартаменты императора почти каждое утро, и их визиты стали началом того, что потом называлось «маленьким сбором». Также часто приходил г-н де Лавалетт. Г-н Реал и г-да Фуше и Савари, когда каждый из них был министром полиции, тоже присутствовали.

Принцы императорской семьи также имели право приходить в апартаменты императора утром.

Наполеон обычно проводил время за вторым завтраком в маленькой гостиной, которая находилась рядом с его кабинетом. Во время этой трапезы он принимал некоторых известных ученых, писателей и артистов, с которыми любил беседовать. После второго завтрака он возвращался в кабинет, занимался делами, а затем отправлялся работать с одним из министров или с официальными лицами, специально вызванными для этого, или председательствовал на Государственном совете. Бывали дни, когда работа в кабинете занимала все его время.

Заседания совета министров проходили каждую среду в двенадцать часов дня и продолжались до обеда. Обед подавался императору в шесть часов, но когда он был занят, то пропускал этот час. Обычно он обедал наедине с императрицей, за исключением сред — когда приглашались министры, и воскресений — которые посвящались семейным сборам.

Наполеон предпочитал простые блюда. Он ничего не пил, кроме вина Шамбертен, смешанного с водой. Чашка кофе подавалась ему в гостиной, и он привык выпивать еще одну чашку во время второго завтрака, но никогда больше.