Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

18 июля. Встретился с Наполеоном, которому я передал порученное губернатором устное сообщение. Наполеон ответил, что канонир сам рассказал госпоже Бертран, что в течение нескольких дней ему запрещали выходить на берег, в результате чего он был вынужден продать свои скромные товары Соломону и другим лавочникам за полцены [32]и поэтому понёс значительные материальные потери.

«Мне сообщили, и я этому верю, — продолжал император, — что дурное обращение с канониром было вызвано тем, что он привёз с собой бюст моего сына. Губернатор выразил удивление по поводу резкого тона посланных ему писем. Мне нет дела до его капризов. Он говорит, что в соответствии с действующими установленными инструкциями он имел право не присылать мне те подарки. Так где же находятся эти инструкции? Я никогда не видел их. Если это новые инструкции, то пусть они будут обнародованы. Мне никогда не приходилось слышать, что из-за того, что игрушки увенчаны короной, они подлежат запрету. Я протестую против всех ограничений, с которыми меня не ознакомили до того, как они стали действовать. Если следовать тексту речи лорда Батхерста, то губернатор не имеет права вводить новые ограничения.

Если бы он не сказал, что протестует против короны, то мы просто посмеялись над этим. Но нет. Он должен колоть меня шпилькой, ссылаясь на неведомые инструкции, и намекать на то, что я нахожусь в неоплатном долгу перед его добротой. Человек может привыкнуть к темнице, к цепям на ногах и руках, но к капризам другого привыкнуть он не может. Я не хочу получать от него никаких поблажек. Вероятно, он хотел бы, чтобы я каждый день писал ему благодарственные письма за то, что еще дышу воздухом. Этот человек меня ежедневно убивает; и затем он желает, чтобы я благодарил его за это. Он напоминает мне немецкого палача, который со всей силой колотит палкой несчастного страдальца и при каждом ударе успевает сказать: «Извините, господин, за то, что я позволяю себе слишком много».

Я спросил Наполеона, какой ответ я должен дать губернатору. «Скажите ему, — заявил Наполеон, — что я не обязан отчитываться перед своим палачом».

Наполеон попросил меня передать губернатору этот ответ, который, как он заявил, должен будет убедить его в том, что на самом деле думает Наполеон о его личности.

После этого Наполеон сказал мне, что он информировал лорда Амхерста о том, как с ним обращаются здесь, на острове. «Посол, — сказал Наполеон, — заявил, что подобное отношение к узнику на острове Святой Елены не было предусмотрено принятым законопроектом, так как законопроектом не ставилась цель ухудшить мое положение в качестве пленника, но, наоборот, улучшить его. Он сказал, что примет надлежащие меры, чтобы довести до сведения принца-регента, лорда Ливерпуля и лорда Батхерста все те протесты, которые я выразил ему. Он попросил моего разрешения передать губернатору то, о чём я рассказал ему. Я, конечно, дал на это моё согласие. Я сообщил ему, что, насколько мне известно, губернатор показывал ему ту новую дорогу, которую он сделал. Но я полагаю, что губернатор не сообщил ему, что я не имею права съезжать в сторону с этой дороги и не могу заходить в дома вдоль неё, и что ранее существовал запрет, лишавший меня права разговаривать со встреченными мною лицами, когда я совершал прогулку по этой дороге. Услыхав это, посол был явно шокирован. Он предложил, чтобы я встретился с губернатором. Я ответил, что «ни ваш принц-регент, ни обе палаты вашего парламента не смогут заставить меня встретиться с моим тюремщиком и моим палачом. Человека делают тюремщиком не его привычки, а его манера поведения и его нравы».

Я сообщил послу, что губернатор довёл возникшие проблемы до такой крайности, что, для того чтобы ничего не оставить в его власти, я должен был уединиться в своей комнате в ожидании того, что он выставит часовых вокруг дома. Я лишил губернатора возможности предпринять что-либо новое против меня, за исключением того, что он мог бы нарушить моё уединение, но в этом случае ему пришлось бы перешагнуть через мой труп [33]. Я не покончу с собой, но буду торжествовать, когда меня будет убивать англичанин. Вместо того, чтобы отступить, это станет моим утешением во время последних минут жизни».

Император закончил свою речь тем, что сказал мне, что он не возражает против того, чтобы губернатор был ознакомлен с его настроением, которым он поделился со мной.

19 июля. Отправился в город, получив вызов от сэра Хадсона Лоу. Я повторил ему то устное сообщение, которое он приказал мне передать Наполеону. Свой ответ его превосходительство начал с того, что стал отрицать, что он давал мне указание сказать Наполеону, «что он, губернатор, был удивлён резким тоном двух последних писем, полученных им». Затем губернатор, бросив на меня яростный взгляд, заявил: «Высказывания генерала Бонапарта всё больше и больше, сэр, убеждают меня в том, что не были приняты достаточные меры для того, чтобы он полностью понял моё отношение к нему. Передайте ему, — продолжал он далеко не самым сдержанным тоном, — что я, чтобы показать, что не боюсь что-либо сообщать в Лондон, передам всё, что он говорит, непосредственно самим министрам».

Потом губернатор потребовал от меня, чтобы я передавал ему всё, что было мне поручено. Когда я перешёл к той части рассказа, когда Наполеон (описывая то, что Наполеон говорил лорду Амхерсту) заявил, «но я полагаю, что губернатор не сказал ему, что мне не разрешено покидать дорогу», то его превосходительство, чье выражение лица я даже и не пытаюсь описать, вскочил с кресла и в состоянии высшей степени ярости, которая значительно затрудняла его дикцию, воскликнул: «Это ложь! Это ложь! Я говорил ему об этом». Когда губернатор смог вновь более или менее членораздельно говорить, он в резкой форме отчитал меня за то, что я не стал опровергать утверждение Наполеона, а также за то, что я не проявил достаточного энтузиазма в его защиту. После того, как губернатор несколько усмирил свою ярость, я возразил ему, сказав, что, насколько мог, я пытался выступить в его защиту. Но, добавил я, не думаю, что губернатору следует удивляться тому, что у него сложились плохие отношения с Наполеоном, учитывая те значительные изменения, которые возникли в положении последнего со времени прибытия губернатора на остров. Причём все эти изменения имеют тенденцию становиться все более неприятными.

После этого моего заявления последовала продолжительная дискуссия, во время которой я перечислил его превосходительству некоторые из введенных им ограничений. Среди прочих я упомянул то, которым он запретил Наполеону разговаривать со встреченными незнакомыми людьми. Выслушав меня, губернатор вновь пришёл в ярость, настаивая на том, что это не было запрещением, но всего лишь просьбой; что это не его вина, что генерал Бонапарт предпочёл не выезжать на прогулку. Я позволил себе смелость задать губернатору следующий вопрос: «Поставьте себя, сэр, на место Наполеона.