Стефан Кеневич - Иоахим Лелевель

Эти парадные торжества были связаны с попытками Лелевеля воздействовать на польскую эмиграцию. Почти каждая его речь, особенно адресованная только польской аудитории, содержала намеки на актуальное положение эмиграции и предложения или критические замечания в адрес противников. Вопрос, который более всего занимал Лелевеля в течение всего этого периода, был вопрос об объединении всех демократических течений эмиграции. От имени «Молодой Польши» более всего хлопотал об этом Зверковский, который вел переговоры то с карбонариями, то с Демократическим обществом, то с членами сейма, стараясь принадлежать ко всем организациям, принимать во всем участие и давать обо всем отчет Лелевелю. Этот последний по своему обычаю держался в стороне. Он по-прежнему критиковал карбонариев как «граждан всего мира, которые более полезны неграм и бедуинам, чем своим землякам». Демократическое общество он обвинял в применении «иезуитского» принципа: кто не с нами, тот против нас. Он не мог также примириться с его практикой исключения из общества всех противников каждого вновь избранного руководства Демократического общества. «Я понимаю Демократическое общество, — писал он, — как орудие пропаганды, распространения, популяризации доктрины, принципов, но общество, которое персонифицирует в себе самом демократию, является абсурдом».

В 1835 году из Демократического общества выделилась под руководством Кремповецкого и Ворцеля группа рядовых солдат — крестьян по происхождению, поселившихся в английском городе Портсмуте. Так возникла новая организация — громада Грудзёндз Люда Польского. Есть данные, что Лелевель «отчасти одобрял Грудзёндз», во всяком случае он начал интересоваться солдатами-крестьянами в эмиграции. Но это не повлекло дальнейших последствий. Лелевель относился критически к действовавшим в громаде идеологам-интеллигентам, особенно к Кремповецкому; это окрашивало иронией все его высказывания о громаде.

Попытки объединения эмиграции под эгидой «Молодой Польши» были безуспешны. Французский карбонаризм в течение этих лет быстро эволюционировал влево, став преимущественно рабочим движением. В эту эволюцию польские эмигранты, в большинстве своем шляхетского происхождения и обращенные главным образом к аграрным проблемам, не включились. В этих условиях польский карбонаризм терял свое значение. Зато росло численно Демократическое общество, которое в ходе переговоров поставило «Молодой Польше» «жесткие условия»: все ее члены должны вступить в общество, а «Молодая Польша» должна стать органом общества по деятельности в Польше. Лелевель возмутился: «Эта идея субординации бессмысленна». Переговоры продолжались несколько месяцев, но не дали результатов. Общество ревниво охраняло свою независимость от любых посторонних влияний.

Потерпев неудачу в этом направлении, сторонники Лелевеля обратились к центристским группам эмиграции. Так называемый Комитет Дверницкого самораспустился в 1834 году в обстановке всеобщего безразличия, оставляя на своем месте политический вакуум. Лелевель через посредников пропагандировал теперь идею создания «конфедерации», которая объединила бы всю эмиграцию под знаменами свободы и социального равенства. Следуя этому предложению, генерал Дверницкий и посол Ян Ледуховский опубликовали в Париже в начале 1836 года шумный манифест от имени Конфедерации польской нации. Новая организация должна была создать верховную власть для эмиграции и страны. В ответ полиция выслала из Франции подписавших манифест. Новое начинание уже не оправилось после этого удара.

Упадок Конфедерации отозвался и на судьбе «Молодой Польши». Она теряла смысл своего существования, коль скоро ей не удалось объединить всех демократов-эмигрантов. Наиболее деятельные члены «Молодой Польши» отправились действовать в стране в качестве эмиссаров, другие, более радикальные, вступили в Демократическое общество; остальные же вместе с Лелевелем погрузились в бездействие. В начале 1837 года сам Лелевель задумывался над тем, существует ли вообще «Молодая Польша». В последующие годы Мадзини лично и через Штольцмана еще не раз обращался к Лелевелю, предлагая восстановить «Молодую Польшу» и польско-итальянский союз, но без результата. «Молодая Польша» в эмиграции замерла одновременно с крушением ее начинаний в стране.

Разумеется, это не прервало попыток объединить эмиграцию, но несколько изменило их характер. Теперь уже трудно было думать о том, чтобы охватить всю демократию; но различные центристские элементы, люди без оформленных убеждений, деятели, исключенные из других организаций, по-прежнему искали общую платформу действий. В Лионе, в Пуатье, Париже и Лондоне с 1837 года вновь велись совещания об объединении эмиграции. Речь шла лишь о том, чтобы достаточное количество эмигрантов захотело принять участие в выборах еще одного комитета. Со всех сторон обращались к Лелевелю, единственному человеку, который мог своим авторитетом поддержать это начинание. Он сам писал на сей счет Петкевичу: «Если ты хочешь видеть осла, на которого все валят, то таков я здесь в Брюсселе… Все хотят болтать, болтай, осел; надо искать корчму для празднования годовщины, ищи, осел; надо что-то изобрести, придумывай, осел; надо что-то отредактировать, редактируй, осел». И Лелевель отредактировал от имени поляков в Брюсселе два «объединительных» воззвания, предлагая приступить к избранию нового национального комитета.

В Объединение польской эмиграции записалось вскоре более 2 тысяч эмигрантов, больше, чем было членов в Демократическом обществе. Эта многочисленность была источником не силы, а слабости, она свидетельствовала главным образом о политической бесцветности организации. Тем большим отрывом от действительности были претензии основателей, чтобы будущий комитет Объединения стал высшей властью над эмиграцией и страной, причем до момента освобождения Польши. Каждая эмигрантская организация заявляла тогда о своих правах на власть над страной, но Объединение было в худшей ситуации, поскольку оно еще не сумело даже создать тот комитет, которому уже намеревалось предоставить диктаторскую власть.

Масса членов Объединения жила в нескольких десятках населенных пунктов Франции, Англии и Бельгии. Им трудно было согласовывать выдвигаемые кандидатуры. Между тем Корреспондентская комиссия, которая организовала выборы, в силу внутренних несогласий не выдвигала своего предложения. Надо было выбрать комитет из пяти человек, так, чтобы каждый из них получил по крайней мере 2/3 поданных действительных голосов. Голоса эти пересылались почтой, что в те времена, когда едва начинали строить железные дороги, тянулось целыми месяцами. Первые выборы в комитет, проведенные в 1838 году, вообще не дали никакого результата из-за того, что голоса раскололись. Во вторых выборах, состоявшихся лишь в 1840 году, необходимое большинство получили двое — Лелевель и Зверковский. На следующий год были назначены дополнительные выборы. В них приняло участие на 2346 членов Объединения 1586. Было выдвинуто 79 кандидатов, в комитет из них не прошел ни один. На этот раз уже скорее, только через четыре месяца, было организовано четвертое голосование. В нем участвовал 1661 человек, избраны были еще два члена комитета — Антоний Одынецкий и Юзеф Болеслав Островский. Этот последний был пасквилянтом, довольно популярным среди эмиграции, поскольку писал зло и остроумно, не оставляя ни на ком живого места. Кроме того, было известно, что Ю.Б.О., или «Ибусь», неразборчив в средствах и в политической борьбе не брезгует доносами (в действительности он был платным осведомителем французской полиции). Поэтому теперь Зверковский и Одынецкий заявили, что они не желают заседать в одном комитете с Ибусем. Организаторы Объединения завели сами себя в тупик.