Стефан Кеневич - Иоахим Лелевель

Как было сказано, в состав «Молодой Европы» вошли сначала «Молодая Италия», «Молодая Польша» и «Молодая Германия»; позднее присоединились аналогичные организации — французская, швейцарская и другие. Связанные братским союзом, они считали себя равноправными и независимыми. «Мы убеждены, что каждый народ должен добиваться освобождения своими силами» — гласило одно из первых воззваний «Молодой Польши».

Ставя себе целью овладеть руководством над эмиграцией и страной, «Молодая Польша» не стремилась к массовой вербовке членов. Она хотела объединить лишь элиту, проникая во все сферы, чтобы руководить всеми из укрытия. Поэтому ее численность никогда не превышала 150 членов.

В Туре была сформулирована программа «Молодой Польши». Она должна была быть «содружеством свободных и равных между собой людей, объединенных стремлением реализовать предназначение человечества в национальной сфере». Властителем и законодателем в возрожденной Польше должен был стать народ, то есть «вся масса людей, составляющих нацию». Отсюда следовало дальнейшее требование полной свободы и политического равенства всех граждан.

Прошло несколько месяцев, пока Лелевель формально присоединился к «Молодой Польше»; он принял тогда (в начале 1835 года) псевдоним Лешек из Люблина. Он все еще оговаривал, чтобы его не включали в состав вновь созданного руководящего органа — Центрального комитета; он не хотел быть номинальным руководителем, находящимся в Брюсселе на отлете и, возможно, обреченным на преследование, в то время как настоящее руководство будет находиться во Франции, в руках других людей. Он объяснял свою позицию Зверковскому: «[Лешек] будет служить делу, пусть так, но он не нуждается в чьей-либо опеке, чтобы его водили на помочах, и не видит, ради чего он должен был бы подставлять нос под щелчки». В сентябре 1835 года Лелевель все же вошел в «Постоянный» комитет «Молодой Польши». Кроме него, членами комитета были Винцентый Нешокоць, Кароль Штольцман, Зверковский и Петкевич. Два первых принадлежали к группе «швейцарцев», первоначальных основателей «Молодой Польши»; Лелевель не доверял им, как слишком слепо подчиненных влиянию Мадзини. Однако он вошел вместе с ними в комитет, рассчитывая, что через Зверковского и Петкевича обеспечит себе практически неограниченное влияние на руководство.

В отличие от своих коллег, занятых главным образом спорами среди эмиграции, Лелевель обращал свой взор к стране; «Молодую Польшу» он рассматривал как школу эмиссаров, направляемых для действия в Польше. По соображениям безопасности он решил отделить эмигрантские действия от деятельности в Польше и в феврале 1835 года создал новую организацию — «Союз детей польского народа». Это была строжайшим образом законспирированная организация, созданная исключительно для деятельности в стране. Лелевель, который в этой организации носил псевдоним Богун, сохранил за собой в ней почти диктаторскую власть; он был призван быть единственным звеном связи между «Молодой Польшей» в эмиграции и конспиративными организациями в самой Польше.

Теперь он с особенным рвением занялся отправлением эмиссаров: не для того, как два года назад, чтобы сразу возобновить вооруженную борьбу, но для того, чтобы руководить организационной и пропагандистской деятельностью в Польше, чтобы готовить страну к соответствующему времени. Первым уже в марте 1835 года отправился в Краков Тадеуш Жабицкий, кузен Лелевеля, везя при себе уставы «Молодой Польши». В июне вслед за ним отправились Шимон Конарский и Адольф Залеский. Перед этим последним Лелевеля несколько раз предостерегали: Залеский якобы был еще связан с карбонарством и хотел выехать в Польшу в интересах карбонариев; кроме того, он принадлежал к радикалам и будто бы «все время болтал о том, что будет рубить головы шляхте и нам». Лелевель пропускал эти обвинения мимо ушей; он ориентировался в том, что конспирация в Польше остается в руках карбонариев и что лишь постепенно ее удастся завоевать для «Молодой Польши». Контроль за деятельностью своих посланцев он предполагал поддерживать до того времени, пока они не станут прочно на ноги. «Пробивать им путь и следить за их действиями, — так объяснял он свою политику. — Если дело у них пойдет, легко уже будет передать все им в руки, если же они поскользнутся, то останется, по крайней мере, подготовленная почва».

Эти расчеты не скоро оправдались. Эмиссары без помех добрались до Кракова, который как вольный город был тогда главным конспиративным центром для всей Польши. Они установили контакты с местными карбонариями и склонили их к принятию нового устава. По сути дела, конспиративные организации в Польше были недовольны зависимостью от «Шатра мира» в Париже и приветствовали реформу, которая предоставляла им большую свободу действий. В июле 1835 года в Кракове была основана новая организация, принявшая название «Содружество польского народа». Ее статут воспринял идеологию «Молодой Польши». Целью «Содружества» должно было быть «не только освобождение Польши от чужеземного гнета, но и полное омоложение нации… обеспечение безусловных и равных возможностей всем членам польского общества». Политическую жизнь освобожденной страны хотели основать на принципе равенства прав и обязанностей, чтобы каждый человек в соответствии со своим трудом принимал бы участке «в пользовании общим богатством». Под впечатлением первых успехов Конарский сообщал Лелевелю: «Будьте полны веры в будущее, будьте спокойны, воскрешение [Польши] наступит, может быть, быстрее, чем Вы думаете».

Первые шаги новой организации были действительно успешны. В течение немногих месяцев «Содружество» подчинило себе все карбонарские организации в Галиции, нашло опору в Варшаве, а вскоре распространило свою деятельность на Литву, Белоруссию и Украину, которые стали главным полем деятельности Конарского. Но связи с Брюсселем, с самого начала довольно трудные, оборвались весной 1836 года, когда вольный город Краков был оккупирован войсками трех держав-захватчиков. Вслед за этим начали изгонять из Кракова проживавших там эмигрантов. Руководящий орган «Содружества польского народа», так называемое Главное собрание, должен был перебраться во Львов. «Краковская катастрофа ужасна, это остроленкское поражение», — писал Лелевель, приравнивая эту неудачу к крупнейшему поражению польских войск в 1831 году. Он задумывался, как быть дальше: «Спрятать ли руки в карманы и притихнуть или предпринять что-либо».

Вскоре донеслись еще худшие вести: Жабицкий был арестован и заключен в варшавскую цитадель. Лелевеля беспокоили, впрочем безосновательно, его показания: «Жабка, как расквакается, будет квакать черт знает что, напридумает, налжет, а других будут хлестать из-за него».