Игорь Ефимов - Пять фараонов двадцатого века

Специальный военный суд нашёл Очоа виновным и приговорил к смерти. Пять дней спустя Кастро созвал государственный совет, составленный из 29 самых видных военных и гражданских лидеров страны, и все они должны были индивидуально утвердить приговор. Среди них был и Рауль Кастро, которому пришлось поставить свою подпись под смертным приговором близкому другу.

Однако и этого показалось мало Каиновой душе команданте. Он приказал заснять казнь генерала на видео и заставил всех членов своей семьи, включая жену, Далию де Сото, и брата Рауля, а также охранников, слуг и домашнего врача смотреть ленту. Она была беззвучной, но зрители могли ясно видеть, как автомобили въезжают ночью на территорию каменоломни, в которой была устроена взлётная полоса. Как Очоа выходит из машины, высоко держа голову, и идёт к стене. Как отказывается от повязки на глаза. Как что-то выкрикивает палачам. И потом рушится на землю под градом пуль. [730] Sanchez, op. cit., p. 241.

Историки впоследствии выдвигали разные версии мотивов, двигавших ненасытным властолюбцем. Посмею и я предложить свою. Весь кровавый фарс был задуман и проведён с единственной целью: послать предупреждение брату Раулю. Будучи военным министром, тот был непосредственным начальником генерала Очоа. Не исключено, что Рауль в какие-то моменты становился на сторону своего подчинённого в его стратегических спорах с команданте. В принципе, вступив в тайный сговор друг с другом, эти двое могли устроить военный переворот в стране. Теперь же Фиделю ничего не стоило бы объявить брата соучастником преступлений казнённого и тоже отдать под суд.

В подтверждение этой версии можно привести драматичный поворот последующих событий: после просмотра ленты с расстрелом Рауль впал в страшный непробудный запой. Во время многочисленных визитов в Россию он пристрастился к водке и теперь глушил её бутылка за бутылкой. Сотрудникам военного министерства неделями не удавалось поймать его трезвым, добиться от него ответов на свои вопросы, получить какие-то распоряжения. Жена, боясь, что всё кончится самоубийством, воззвала к Фиделю, умоляя вмешаться. Тот милостиво согласился, и Хуану Санчесу довелось подслушать монолог, которым он усовещивал своего брата:

— Как ты мог пасть столь низко? Ты даёшь ужасный пример своей семье и охране. Если ты обеспокоен тем, что тебя может постигнуть судьба Очоа, то позволь напомнить тебе, что он не был моим братом. Ты и я были с детства одно. Нет, судьба Очоа тебе не грозит, если только… если ты не будешь продолжать это позорное поведение. Говорю тебе как брат: как только ты покончишь с пьянством, я выступлю по радио и буду восхвалять твои заслуги перед страной. [731] , p. 243.

Рауль нашёл в себе силы нажать на тормоза, и Фидель исполнил своё обещание.

После развала СССР Куба потеряла главный источник материальной поддержки, и её военная активность резко пошла на убыль. Но политический авторитет Фиделя Кастро оставался очень высоким, и в 1999 году он сумел воспользоваться им: при поддержке «лидера максимо» на президентских выборах в Венесуэле победил марксист Уго Чавес. Богатая нефтью и газом страна начала неизбежный спуск в болото коммунистической нищеты. Сегодня она приведена на грань полного разорения, хозяйство разрушено, население бежит в соседние страны. Но Кастро, передавший в последние годы жизни власть Раулю, до последнего дня оставался убеждённым марксистом и гордился тем, что он сделал для своего народа и для десятков других.

Из-за чего происходят войны? Ответа на этот вопрос искали сотни и тысячи мыслителей. И в конце 19-го века всё большую популярность приобретал ответ Карла Маркса: «Виновниками военных пожаров являются тщеславие монархических властителей и ненасытная жадность эксплуататоров-буржуев, их неуёмная жажда обогащаться любой ценой». Значит, единственной надеждой на установление мира на земле будет: свергнуть всех монархов и отменить само понятие частной собственности.

Первая мировая война выглядела подтверждением марксистских догматов: её затеяли монархи, раздували буржуи в погоне за новыми колониальными владениями, а сопротивлялись ей социалисты в разных странах, даже шли в тюрьму за свой пацифизм. Слово «социализм» стало паролем надежд на политические перемены, как после Французской революции стали паролем слова «эгалите, либерте». Но, словно в насмешку, Вторая мировая война была развязана тремя лидерами социалистами: Гитлером, Сталиным, Муссолини.

Право собственности не раз было предметом нападок и осуждения задолго до Карла Маркса. Уже в Первом столетии Христос призывал: «Продай имение своё и раздай нищим… и следуй за мной» (Мф.: 19–21). Этот призыв сыграл огромную роль в распространении христианства по всему миру. Многие были убеждены, что мирские сокровища — соблазн и помеха всему священному. Общие трапезы, общее жильё, одинаковое облачение включались как обязательные требования в уставы христианских монастырей.

Коммунистические утопии всплывали почти во всех революционных и религиозных движениях истории. В 15-ом веке в гуситском движении большую силу имели табориты, которые призывали всё сделать общим. Того же требовали последователи Томаса Мюнцера во время Крестьянской войны в Германии в веке 16-ом. В Англйской революции 17-го века «подлинные левеллеры», возглавляемые Джерардом Уинстенли, выходили на пустыри и начинали обрабатывать их, утверждая, что дар Божий — земля не может быть чьей-то собственностью. К отказу от собственности звали и многие французы — Сен-Симон, Бабёф, Прудон и другие.

Чем же отличалась проповедь Маркса от теорий и лозунгов его предшественников? Что придало ей силу неодолимого соблазна, находившего отклик в миллионах сердец, у людей самых разных племён, народов, вероисповеданий, социальных слоёв, у дальнозорких и близоруких? Для того, чтобы приблизиться к ответу на этот вопрос, нам следует вернуться к описанному выше свойству человеческой души, которое мы назвали: « Каинова жажда мести за собственную обделённость».

Маленький или большой Каин живёт в сердце каждого человека. В своей жажде самоутверждения каждая личность вступает в соперничество с окружающими её соплеменниками и может иногда дойти до крайних жестокостей и даже преступлений. Но одновременно, с развитием цивилизации, человек начинает осознавать спасительную важность ограничений, накладываемых на его волю религиозными заповедями, моральными требованиями, сводом законов. Он готов терпеть их и подчиняться им, пока система этих запретов выглядит незыблемой. Однако если революция разрушает систему, его жажда бунта против неё вырывается наружу и начинает крушить всё направо и налево.