Алексей Филатов - Люди «А»

Но скандалы не прекращались. Жёны понимали, что их обманывают, но не понимали, почему. И за что.

— Признайся честно, где ты был! — звучало в десятках кухонь типовых многоэтажек.

За стенкой спали дети. Через дырявые стены и перекрытия всё слышали соседи. Жёны это знали и понимали. Но всё равно срывались на крик, когда мужья талдычили про партийные семинары в Ярославской области, про командировки в смежный НИИ в Горький, про конференции по обмену опытом на головном предприятии отрасли в Свердловской области и тому подобную чушь.

И чем быстрее СССР шёл к своей гибели, тем больше приходилось врать. Перевод Подразделения в высшую степень боевой готовности объявлялся все чаще. Бойцы возвращались с работы под утро. Ну как объяснить жене, почему ты, якобы «научный сотрудник», вернулся в четыре утра? Обычный ответ был — «готовили срочно документацию». Но что должна подумать жена, когда таких ночей в неделю выдавалось две-три?

Разводы в семьях наших сотрудников следовали один за другим. Их волна пошла на спад только в девяностые, когда всё изменилось.

Секретность лопнула, как мыльный пузырь. Журналисты публиковали факты, скрываемые десятилетиями, щедро привирая от себя. Сверхсекретные документы из архивов ЦК КПСС зачитывались с телеэкрана. А новый шеф госбезопасности, Бакатин, начал свою деятельность на новом посту с передачи американцам схемы прослушки американского посольства — в знак доброй воли. Тогда всем очень хотелось быть людьми доброй воли.

Однако нам, «альфовцам», стало проще. Мы были избавлены от постоянного унижения и стыда перед родными и близкими. Более того, появилось правило — жёны должны знать, на что идут. Ещё до назначения в Группу к супруге кандидата приходил человек из Подразделения и проводил беседу. Говорил, что её муж хочет начать службу, сопряженную с высоким риском для жизни. Жена должна была дать или не дать свое согласие. Бойца брали, только если жена соглашалась.

К моей жене приходили тоже, и она сказала «да». А потом начались бессонные ночи. Я недавно спросил её, и она призналась — когда был Будённовск, она не могла сомкнуть глаз. Ну а когда начались командировки в Чечню, бессонными были чуть ли не все ночи, и это продолжалось месяцами.

Раньше она никогда мне не говорила об этом. Берегла.

Иногда я думаю: да, мы были готовы умереть на каждом задании, без такой готовности в Группе было нельзя. А вот были ли готовы наши жёны?

Впрочем, теперь они хотя бы знают, на что идут.

Но тогда появился новый повод для семейных ссор — нищета. Страшная, безысходная нищета девяностых годов.

За чудовищно тяжёлую и рискованную работу платили гроши. Никакого довольствия не было. Буквально — никакого. Мы ездили в боевые командировки за свой счёт. Деньги на обмундирование и прочие необходимые вещи мы брали из семейного бюджета. Помогали ветераны подразделения, которые знали, каково нам. Без этих денег — хоть в кальсонах воюй.

Моя жена все понимала и слова лишнего мне не говорила. А были те, кто уходили. И как их винить? Хотели ведь не красивой жизни — хотели хотя бы детей одевать по-человечески. А тут — траться на бронежилеты и комбинезоны.

Лена с мужем сидели на лавочке и наблюдали за пятилетним сыном, который бросал в озеро камушки. Геннадия что-то беспокоило. Хотя видимых причин не было — светило солнце, ветерок был прохладным, вокруг тишина. Но ему не сиделось.

В конце концов он предложил прогуляться. Они шли по сияющей солнечной аллее, Сашка бежал впереди. Лена ещё раз сказала, что джинсы Сашке сели хорошо, и правильно они их купили.

Сын подбежал к папе и спросил, пойдут ли они завтра в зоопарк.

— Пойдем, — сказал Гена и пообещал, что будут кормить жирафа морковкой. И, посадив сына на плечи, заторопился домой.

Дома был телевизор. По нему показывали, что творится у Белого Дома и вокруг.

Геннадий переменился в лице и сказал:

— Я на работу. Дела плохие.

В это самое время к Белому дому стягивались войска — Таманская, Кантемировская дивизия, Тульская дивизия ВДВ, 119-й парашютно-десантный полк, дивизия внутренних войск им. Дзержинского. В Москву в спешном порядке были вызваны ОМОНы чуть ли не со всех регионов страны. И, конечно, «Альфа» и «Вымпел».

Здание окружила возбужденная толпа. Были среди них и группы активистов со своими призывами и лозунгами, но в основном это была толпа зевак. С одной стороны, толпой двигало любопытство, поэтому зрители были и на набережной, и на крышах домов. С другой стороны, толпой руководил страх. Шутка ли — Белый дом был под прицелом танков, готовых по команде дать залпы по нему прямой наводкой.

— Будем вызывать по экстренной тревоге всех наших? — спросил один из руководителей Группы «А».

— Да нет, ни к чему. Штурмовать не будем. Помогать контролировать сможем и нынешним составом, — ответил другой.

В 13:10 на базе «Альфы» раздался звонок. Звонил находящийся в отпуске младший лейтенант Сергеев.

— Это Сергеев, отпускной. Скажите, есть необходимость подъехать к Белому Дому?

— Нет, приказа вызывать бойцов дополнительно не поступало, — ответил дежурный.

В 13:50 звонок повторился:

— Это снова Сергеев, я готов приехать. Что происходит у Белого дома? Что делают ребята?

— Наши на месте. Ждут указаний. Пока приказов не было.

Тем временем по телевизору показывали Александра Руцкого, который кричал в камеру:

— Все на Моссовет! Все в Останкино! В Кремль!

В 14:3 °Cергеев снова был на проводе:

— Я выезжаю в отдел. Где наши?

Лена смотрела, как собирается муж. Как берёт с собой тёплые вещи. И говорила себе, что ничего страшного не случится. В конце концов, там, у Белого Дома — обычные люди, вооружённые, в основном, палками, знамёнами и транспарантами. Ничего страшного. А милиции и армейских там уже целая толпа. Нет, ничего случиться с Геной не может. Просто не может.

И, конечно, она не могла не отпустить его. Он ушёл бы в любом случае. Как, наверное, любой «альфовец» на его месте. Разве что другой мог соврать супруге, что идёт «на встречу» или «по делам».

Сергеев собрался. Сказал Лене: «Давай попрощаемся». Поцеловал жену, надел старую кожанку, теплый свитер, кроссовки. Уходя, сказал так: «Если меня убьют, все мои вещи отдашь сыну».

Лена не разрыдалась. Хотя очень хотелось.

Тогда он повернулся и ушёл. Не оглядываясь. У «альфовцев» есть примета — никогда не оглядываться, уходя из дома. Обнял, поцеловал, попрощался — и все, уже не оглядывайся. Иначе точно не вернешься.

Но Лена всё-таки побежала к окну, чтобы увидеть, как муж выходит из подъезда. Но и там, внизу, он не поднял головы.

Тогда она передвинула кресло и поставила его прямо напротив телевизора. С трибуны продолжал кричать вице-президент России Руцкой, потом генерал Макашов. Призывали людей приходить к Белому дому и Останкино. Мелькали бесконечные кадры толпы, милиционеров.