Александр Глезер - Человек с двойным дном

— Не взяли…

Лубянка стала разборчива. Очевидно, желающих сотрудничать больше, чем вакансий. Не всякий им нынче подходит.

А начальник, приглашая меня в кабинет, сам удаляется. Двое неведомо как очутившихся здесь гебистов (двери, как будто, одни) поднимаются из-за длинного полированного стола. Представляются:

— Андрей Григорьевич и Михаил Вячеславович. — Интересуются причиной моего прихода.

Повторяю о фельетоне. Не читали не слышали. Ну, конечно, они не знают! Самая удобная позиция. На всякий случай их хата с краю. Пересказываю и одновременно опровергаю стряпню Строкова. Сетую на приставания милиции.

Андрей Григорьевич, смуглый, с мягкими чертами лица, пышными усами, отменно поставленным бархатным голосом задает по ходу уточняющие вопросы. Он прямо-таки удивлен: как это «Вечерняя Москва» не разобралась и опубликовала откровенную ложь! Он сочувствует. Он рвется помочь. Всплескивает в недоумении руками. Понимающе кивает. Этакий бесплатный театр.

Михаил Вячеславович, с грубоватой крестьянской внешностью, безусловно старший по рангу, помалкивает — изучает меня. Порою перехватываю его быстрые напускно-равнодушные взгляды. Наконец и он раскрывает рот:

— Вы кому-нибудь сказали, что идете к нам?

Коварный вопросик — первая ласточка вербовки. Но будто ни о чем не догадываюсь:

— Жене и друзьям.

Вижу — раздосадован. Насколько спокойнее было бы, если б я никого не предупредил. Безусловно, человек может рассказать, о чем с ним беседовали в КГБ, что предлагали. И все же, когда он приходит туда скрытно от всех, надежд на его благоразумие и готовность сотрудничать гораздо больше. Михаил Вячеславович постукивает пальцами по столу:

— Необходимо письменно изложить ваши аргументы. Мы изучим, доложим.

Андрей Григорьевич протягивает номер своего телефона: 224-20-43:

— Как напишите — позвоните.

Я накатал опровержение, чуть не на двенадцати страницах, и через неделю мы встречаемся вновь. На этот раз непосредственно на Лубянке, в здании КГБ Москвы и Московской области. Сегодня они меня ждали, подготовились. Михаил Вячеславович воинственен:

— По-вашему, газета кругом на вас клевещет.

— Я уже объяснял.

— Но статью за границу вы передали?

— Да.

— И считаете этот поступок нормальным?

Понимаю, что они перешли в заранее подготовленное наступление, и стремлюсь его сорвать:

— Вы прочтите мною написанное. Там сказано обо всем. Кстати, милиция не оставляет меня в покое. Нельзя ли ее остановить?

А он гнет свое:

— Газета не может во всем заблуждаться. Так не бывает.

— Обвинений в фельетоне много, и каждый я опровергаю.

— Антисоветской статьи не опровергнете.

— Она не антисоветская.

— Александр Давидович, с вами не столкуешься!

— Прочтите, пожалуйста, то, что я написал.

Недовольно передергивает широкими плечами. Кажется, сейчас даст волю гневу. Нет, задача у него другая. Перестраивается. Дружески поясняет, что в принципе я в КГБ обратился не по адресу. В их компетенцию не входит разбор подобных происшествий. Но мне хотят помочь, так как «Вечерка» переборщила. Смущает лишь одно: слишком широко оповещаю обо всем друзей. Лучше, чтоб никто не подозревал, что продолжаю бывать здесь. Тогда госбезопасность не обвинят, что вмешивается не в свои дела.

Можно подумать, что нахожусь не в КГБ, а в благотворительной организации. Вот какие они замечательные! Даже закон нарушают, чтобы выручить из беды человека. Только пустяковое условие: держать все в секрете. Могущественная Лубянка кого-то страшится! Кто-то скажет, что она превышает полномочия. Явный блеф. Продолжение прелюдии к вербовке. Сперва выудят обещание никому о моих посещениях не сообщать. Потом потребуют отвечать на щекотливые вопросы. И в конце концов последует спецзадание новому агенту. Схема немудреная. Михаил Вячеславович глядит выжидающе-поощрительно. Глезер и с художниками связан, и с писателями. И диссиденты к нему захаживают, и дипломаты и журналисты иностранные заезжают. Какой простор для работы, какие широкие горизонты открываются, если этот тип согласится сотрудничать!

Притворяюсь, что попадаю в ловушку. Посмотрим, кто кого перехитрит-переиграет. Опасно? Поймают на обмане — отомстят? Будь что будет! Делаю вид, что объят сомненьями:

— У меня от Рабина секретов нет.

— Так появятся, — осторожно, ненавязчиво и в то же время цинично — чудится мне, что даже подмигивая, — констатирует Михаил Вячеславович. И, дабы не спугнуть добычу, не настаивает — дело-то вроде уже в шляпе, — а знакомит меня со своими подчиненным, Вячеславом Сергеевичем, хмурым, худым блондином с вытянутым лошадиным лицом. Волосы у него будто выжжены перекисью. Белые прилизанные пряди падают на лоб. Под ними тусклые глаза сексота. Этот их сотрудник впоследствии не раз попадался мне в коридорах Советского писателя».Наверно один из стражей низшего разряда, приставленный к советской литературе. Дней через десять я должен ему позвонить и узнать, какое решение вынесли по прочтении моего опровержения. Неужели Михаил Вячеславович или Андрей Григорьевич не сумеют ответить сами? Для чего все-таки подключили к игре третьего? О, роль у него была элементарная — пугать. И короткая — мы с ним встречались всего два раза. Звоню через десять дней, и он просит немедленно приехать.

— А по телефону нельзя?

— Не шутите.

На? Лубянке же налетает коршуном:

— Вы посылали письма товарищам Демичеву и Андропову?

Подтверждаю.

— И теперь на каждом углу болтаете об этом?

— Издательство «Советский писатель» не каждый угол.

— Да вы понимаете, чьи имена упоминаете?

В изумлении уставился на него.

— Нет! Вы не понимаете! Вы не имеет права их произносить!

— Почему?!

— Если до вас и это не доходит… — не договаривая, безнадежно машет рукой.

У евреев в древности под страхом смертной казни запрещалось произносить тайное Божье имя. Но при чем тут Демичев и Андропов? С какой целью разыграна эта комедия? Чтобы сбить с толку? Внушить страх нелепыми запретами? Да ну к черту разгадывать головоломки лубянщиков!

— Опровержение прочли?

— Читают…

— Сколько можно?

— Сколько нужно, столько и можно. — Заглядывает в календарь. — Жду вас через неделю.

Тактика на измор. Над КГБ не каплет. Гебисты не торопятся. Они любят потомить человеческую единицу неизвестностью. Спустя неделю Вячеслав Сергеевич пускает в ход шантаж:

— Вы обещали никому не говорить, что бываете у нас, а сами обо всем информируете Рабина.

— Это ложь.

— Мы точно знаем, что правда.

Ни хрена они не знают! Берут на пушку. Я не только с Оскаром обсуждаю ситуацию, но и еще с двумя-тремя друзьями. Однако всегда на улице, чтобы не засекли магнитофонами. Повышаю голос: