Александр Глезер - Человек с двойным дном

Вступил.

Отдел кадров в должности по-прежнему не утверждает. Проходит полгода, семь, восемь месяцев… Не выдерживает Лева, спрашивает у приятеля, парторга:

— Почему отдел кадров тянет резину?

Парторг выясняет, что да как, и назавтра же режет моему соседу правду-матку:

— Не задавай дурацких вопросов! Ведь у тебя же отец еврей!

— Послушай!.. — взмолился Лева. — Причем мой отец? Он ушел из семьи, когда мне и двух лет не было. По паспорту я — русский.

Парторг только плечами пожал.

А как мучилась моя жена, когда больше года безуспешно пыталась искать работу. Куда ни придет, начинают за здравие:

— У вас большой опыт. Вы нам подходите.

Едва заглянут в документы, и заканчивают за упокой:

— Позвоните через недельку.

А через недельку:

— Извините, мы не знали, что место уже занято.

Как-то прибежали к нам приятели:

— Майка, нашли тебе службу! Издательство паршивое, Профиздат, но отдел все-таки художественный.

— А меня возьмут?

— Конечно, конечно! Мы уже договорились.

— А вы предупредили, что я еврейка?

— Ты — еврейка? Да у тебя русская фамилия!

— Ку и что же?

— И в паспорте записано? Значит, бесполезно. Нам так и сказали: «Все данные подходят, лишь бы не была еврейкой».

Тогда и отправляюсь я в ЦК КПСС к завотделом культуры Шауро. Меня, не коммуниста, в ЦК не пропускают. Говорю из приемной с референтом Шауро.

Так по телефону из наглухо закрытой будки и разговариваем. Лето 1972 года, адская жара, а открывать двери не разрешают, не приведи Господь — разгласится государственная тайна! Вкратце передаю референту нашу историю.

— А причем тут мы?

Ну до чего же одинаково все высокие советские организации выражаются! Точно такими же словами встретили меня в КГБ. Спрашиваю:

— Скажите, пожалуйста, какой у нас год, тысяча девятьсот тридцать седьмой или тысяча девятьсот семьдесят второй?

— Что за странный вопрос?

— Совсем не странный. Как раз в тысяча девятьсот тридцать седьмом вошло в моду заставлять жен отрекаться от мужей.

Мы не можем отвечать за каждого дурака!

Мою жену уволили не из пивного ларька, а из крупнейшего советского издательства.

— Но почему ваша жена не пробует найти другую работу?

— Нигде не берут!

— Интересно! Если я пойду, то меня сразу возьмут.

— Вас — безусловно.

— Но я не буду ссылаться на то, что служу в ЦК.

— Нет, вы меня не поняли. Ведь по паспорту вы русский, а она — еврейка.

— Как вам не стыдно говорить об этом на пятидесятом году советской власти!

— Мне очень стыдно! Но приходится.

Чем закончилась моя беседа с референтом заведующего отделом культуры ЦК партии, расскажу ниже, так как дальнейшее не имеет отношения к еврейской проблеме.

Уезжают из СССР евреи, сионисты и просто боящиеся за будущее своих детей, диссиденты, отсидевшие и не отсидевшие в лагерях и уставшие от неравной борьбы с всесильным режимом, и те, кто надеется дорваться на Западе до сладкой жизни. Остающиеся делятся на две категории: желающих как-нибудь приспособиться, ассимилироваться, прожить (уезжать-то неведомо куда страшно!) и участников демократического движения, борцов за свободу России, таких, как Александр Гинзбург, Лариса Богораз, Юлий Даниель. Всех — не назовешь, не перечислишь.

По исходу евреев из социалистического отечества, по их мытарствам на земле, где они родились и выросли, по антисемитизму, захлестнувшему города и веси страны Советов, как будто видно, чего стоит разрекламированная идиллическая дружба народов СССР. Но я понимаю, что читателю трудно удержаться и не спросить?

— С евреями всегда сложно. А вот остальные народы друг с другом как?

Мао Цзе-дун однажды сказал, что национализм маленького народа — защита против шовинизма большого. Для Советского Союза с его многочисленными Союзными и автономными республиками, автономными областями и национальными округами вопрос взаимоотношений между входящими в него народами и народностями всегда был и остается трудноразрешимым.

Правда, по официальной версии эта проблема, тяжкое наследие царизма, давным-давно похоронена. Однако, мало ли что утверждают или отрицают официальные источники. Например, отсутствие ныне в лагерях политических заключенных или наличие свободных выборов в Верховный Совет СССР.

Подпольный фольклор, анекдоты, за которые при Сталине сажали, при Хрущеве только выгоняли со службы, а при Брежневе сажают опять, ибо истина, приправленная насмешкой, для коммунистов страшнее танков, — красноречиво опровергает выступления партийных агитаторов, почтенных романистов-соцреалистов и орды разноплеменных служителей муз. «Армянское радио», созданное воображением философствующих острословов, на вопрос, что такое дружба народов, ответствует:

— Это, когда армянин берет за руку узбека, узбек латыша, латыш русского, русский казаха, казах украинца… и все вместе идут бить грузин.

А вот образец грузинского юмора:

«На станции Самтредиа в вагоны грузят ящики с апельсинами и мандаринами. Подбегает грузин:

— Постойте! — кричит, — Хоть один ящик оставьте! Здесь русские тоже живут»!

О сколько хлопот с тобой дружба народов!

Народному поэту Калмыкии Давиду Кугультинову это невдомек, и он настаивает напечатать в «Правде» свою поэму, в которой дедушка Ленина фигурирует как калмык, что вроде бы соответствует архивным документам. Кугультинова уговаривают не рыться в божественной родословной. Какая разница для революции и пролетариата, кто по национальности дедушка вождя?! Но поэт упрямится: если нет разницы, то зачем скрывать? Не шовинизмом ли это пахнет?

— Не шовинизмом — успокаивают его работники «Правды», возвращая ему поэму.

Тут надо бы напомнить читателю о тосте за великий русский народ , провозглашен — ном Сталиным на банкете в честь победы в Великой Отечественной войне. Нет спору, роль русского народа и русского солдата в годы войны огромна, более того — решающая. Но выдающийся специалист по национальным делам Иосиф Виссарионович, никогда не отличался деликатностью и забыл, что каждое его слово пишется большими буквами на красных знаменах, и что кровь, пролитая украинцами или белорусами тоже отнюдь не вода.

Так или иначе, его фраза о русском народе как равном, но старшем брате, подхваченная стоустной пропагандой, вызвала с одной стороны приступ великодержавного шовинизма, а с другой — тот самый национализм, о котором говорил китайский диктатор. В период борьбы с космополитами и низкопоклонства перед Западом (1948–1953 гг.) мощный хор в честь всего русского приобрел явно ненормальный характер. Я читал, что России родились самолеты, пароходы и паровозы, что здесь было изобретено радио и электричество, что пусть Европа рукоплескала Паганини, зато в это же время у нас играл гениальный скрипач крепостной крестьянин Хандошкин. А в 1951 году мы узнали из нового учебника истории, что национальный герой Кавказа Шамиль, сражавшийся в XIX веке против царских войск за независимость своей земли, вовсе и не герой, а наемный турецкий агент. Настоящие русские интеллигенты относились к этой унижавшей Россию кампании с отвращением и сочинили едкое: «СССР — родина слонов».