Джошуа Грин - Здесь восходит Солнце. Духовные и музыкальные поиски Джорджа Харрисона

Молодой Джордж был благодарен Христу, умершему за чужие грехи, но обилие пабов вокруг каждой церкви в городе вызывало у него иронию. «Как удобно! — думал он. — Люди напиваются до чертиков, валяются под столами, а затем просто переходят улицу, чтобы искупить свой грех, бросив немного денег на серебряный поднос». Ко времени его первого Святого Причастия в 12 лет он уже был достаточно разочарован, чтобы отказаться от ритуала конфирмации, решив, что когда-нибудь сам для себя совершит его.

При всем своем равнодушии к формальному образованию Джордж был способным ребенком и единственным в семье, кто поступил в Ливерпульский институт — местную среднюю школу, формировавшую местную элиту из тех, кто сдал экзамен «11+». Поступление в институт означало, что есть перспектива поступить в университет. Те, кому не удавалось сдать вступительные экзамены, уходили в рабочие профессии или же поступали рабочими на железную дорогу, соединяющую Ливерпуль с Лондоном. С началом учебы в институте для 12-летнего Джорджа начался «период тьмы». В здании института действительно было темно. Когда-то оно было залито естественным светом и могло гордиться своим впечатляющим фасадом в античном стиле, резными балюстрадами, элегантными деревянными перилами. Но с годами оно пришло в упадок и утратило свое былое великолепие. Подоконники с облупившейся краской и клубы пыли в завешенных одеялами углах и коридорах... Он чувствовал, что его новым учителям, большинство из которых составляли стареющие ветераны войны или неопытные выпускники колледжа, нечему его учить. Своими бессмысленными уроками алгебры и истории они лишь хотели сделать своих учеников одинаковыми, подобно «леденцам в коробке». Обычно он приходил в школу в одной из стареньких спортивных курток, когда-то принадлежавших его старшему брату Гарри, в синих остроносых замшевых туфлях, с безупречно причесанными волосами. Он садился за последнюю парту и на протяжении всех занятий рисовал гитары с большими f-образными отверстиями. Учителя предупреждали: берись за учебу, иначе будешь исключен из школы. Джордж отвечал молчанием [7] Harrison. I, Me, Mine. — p. 21. .

Артур Эванс, один из учителей Джорджа, вспоминал: «Во всей этой истории с молниеносной славой „Битлз“ самым удивительным было для меня то, что там был Харрисон. Я помню, это, был очень тихий мальчик, можно сказать, интроверт, который всегда сидел в самом дальнем углу и молчал, он даже не поднимал глаз» [8] Цит. из: Bill Harry. The George Harrison Encyclopedia. London: Virgin Books, 2003. — p. 266. .

Однако друзья видели его в ином свете. «У него был жесткий юмор, — вспоминает одноклассник Род Отен, — он всегда проказничал, и его отталкивала тупость в людях» [9] Интервью с Родом Отеном в документальном фильме George Harrison: The Quiet One. Waterfall Entertainment, 2002. . Угрозы классного руководителя лишь делали его еще более равнодушным к учебе, вызывая в нем чувство праведного гнева. «Джордж был бунтарем. В классе был мальчик, от которого так дурно пахло, что когда учителя хотели наказать провинившегося ученика, они сажали его рядом с этим мальчиком. Джордж добровольно садился рядом с ним, чтобы поддержать его».

Репутация института как одного из лучших учебных заведений Ливерпуля не убавила его отвращения к учебе, и он проваливал один предмет за другим. Он часто прогуливал занятия, чтобы посидеть в кинотеатре, ставшем еще одним убежищем для Джорджа и позднее сыгравшим большую роль в его жизни. «Я ничего не могу рассказать о его успеваемости, потому что он ничего не делает» — писал классный руководитель. В конце концов, после того как его родители получили от него слишком много отрицательных отзывов, Джордж окончательно распрощался с институтом.

«Лучше бы ты занялся чем-то другим, поступил на работу», — говорил ему отец, намекая, что пора браться за ум. Наконец, пройдя интервью в Центре трудоустройства молодежи, Джордж устроился на должность помощника электрика в магазине «Блейкерс», где он почти ничего не делал и предпочитал отсиживаться в подвале магазина, дожидаясь конца рабочего дня, чтобы как можно скорее попасть домой и взять в руки гитару.

В юности Джордж часто хворал, из-за чего он много дней проводил дома, практикуясь в игре на гитаре. Он страдал от тонзиллита, а в тринадцатилетнем возрасте заболел нефритом, воспалением почек, из-за чего вынужден был шесть недель провести в больнице.

Он возненавидел эту больницу, где по полу ползали тараканы, которые иногда заползали к нему в постель, да и доктора были не очень квалифицированными: лучшие из них давно покинули Ливерпуль в поисках более высоких заработков. Но Джордж никого не осуждал. Он сам стремился вырваться на свободу, переехать куда-нибудь, где есть больше возможностей. Детство в Ливерпуле — это период нетерпеливого ожидания, окрашенного надеждой на что-то лучшее впереди. Как большинство подростков послевоенной Британии Джордж мечтал об открытии новых миров, а к 13 годам пределом его мечтаний была карьера рок-музыканта. Придет день, когда он не сможет себе представить ничего хуже, чем такая карьера. В 1956 году британцы услышали по радио новую музыку. Рок-н-ролл — приземленный, сексуальный, громкий, агрессивный, эгоцентричный, вызывающий. Он абсолютно точно выражал устремления послевоенной молодежи, стремившейся вырваться из тисков условностей. После Второй мировой войны взрослое поколение стремилось к тишине и покою и новая музыка их раздражала. Психолог Фрэнсис Дж. Брейсленд, в то время президент Ассоциации американских психологов, назвал новую музыку «заразной болезнью... напоминающей людоедство». Шли дебаты: порядочным детям следует заниматься учебой, а не «вихлять бедрами» и «орать во все горло» [10] Цит. из: David Pichaske. A Generation in Motion: Popular Music and Culture in the Sixties. — New York: Schirmer Books, 1979. — p. 38. Также цит. из: «How The Church Used Psychiatry to Care For-and Protect-Abusive Priest?», by Barry Werth. — The New Yorker, June 9, 2003. .

Джорджу было 13, и он только что покинул больницу, когда в его жизнь ворвался рок-н-ролл, — это были песни Фэтс Домино «Я опять влюблен», Элвиса Пресли «Отель разбитого сердца» и Литтл Ричарда «Тутти-Фрутти». От этой музыки захватывало дух и страшно хотелось играть с этими музыкантами. В те дни музыкальные ансамбли создавались очень легко. Кто-то барабанил по тазику, кто-то придумывал бас-гитару, третий пытался брать аккорды на гитаре, четвертый дул в какую-нибудь железную трубочку вместо гармоники — и это называлось оркестром. К концу пятидесятых годов в Ливерпуле появилось более трехсот оркестров, исполнявших самые популярные мелодии в дансингах и городских концертных залах, в молодежных клубах, на катках, в церковных залах, кофейнях, барах и в пабах. В этот портовый город новые пластинки из Америки прибывали раньше, чем в другие города Британии. Джордж внимательно прислушивался к этим новым мелодиям на вечеринках, в магазинах грампластинок, дивясь на незнакомые аккорды и гитарные пассажи. Пока его родители заслушивались музыкой Бинг Кросби и мечтали заработать больше денег, такие ребята, как Джордж, заслушивались песней Элвиса Пресли «Гончая собака» и мечтали стать музыкантами.