Владимир Ландер - Восхождение на театральный Олимп

Утром он еще раз удостоверился, что не ошибся, решительно потянул на себя массивную дверь и переступил порог театра. В тот день он еще не осознавал, что совершил самый важный поступок в своей жизни, который в корне перевернет вверх тормашками не только его внутренний мир, изменит характер, окружение, увлечения, склонности, но и выведет на неведомую ему доселе стезю, вложит в руки компас, с которым ему предстоит выбираться по всякого рода житейским ухабам и колдобинам, бытовым извилинам к вершинам профессионального и творческого совершенства. В этот день он навсегда приковал себя мощными цепями к колеснице прекрасной Мельпомены, и еще не зная последствий, добровольно подался в рабство Ее Величеству — покровительнице театрального искусства. С этого дня сцена театра станет смыслом его жизни, его судьбой, его отрадой и болью.

Встретила Мишу Елена Антоновна Абрашкевич. Она бегло окинула его оценивающим взглядом с ног до головы, как будто примеряла на главную роль в спектакле, приветливо, но чуточку иронично улыбнулась: «Да каким же ветром занесло в нашу скромную обитель это юное дарование — попутным или случайным, может, просто мимо проходил?» А дарованию сразу же вспомнилась самая первая встреча с театром. Когда в Барановичах гастролировала труппа из Минска, учительница повела свой класс на представление: дети хоть и малые еще, но пусть начинают приобщаться к прекрасному и вечному. И до сих пор помнится тот бой — автоматные выстрелы, взрывы гранат и снарядов, команды, крики, суета людей: применение пиротехники было продумано эффектно и умело. Он привык все это видеть только в фильмах про Павку Корчагина, Чапаева, двух смелых бойцов — все-таки выросли на этих картинах, а тут — прямо на сцене, совсем рядышком с его креслом в зрительном зале. Это его ошеломило и озадачило, но вот загадка, как ноющая заноза, долгие годы не давала покоя сознанию: как же такое возможно на сцене? Театр для него был тайной за семью печатями, над которой сейчас появилась возможность чуточку приподнять завесу. Елена Антоновна только вздохнула и попросила что-либо почитать. Миша предложил несколько новых стихов модных тогда, дерзких и смелых «шестидесятников» — Евгения Евтушенко и Андрея Вознесенского. После чего она сказала: «Для начала неплохо. Жду вас завтра на занятия». И школьник Миша Ковальчик был зачислен в группу чтецов.

Елена Антоновна оказалась в той крохотной актерской «могучей кучке», которая осталась в городе после расформирования драматического театра, когда упразднили Барановичскую область. Почти вся труппа перебралась в Брест, а вот они, очевидно, здесь пустили корни глубже всех и не стали разрушать свои насиженные гнезда. Каждый нашел себе по душе и способностям пристанище и весь рабочий день не отходил от «трудового станка» — кто в Доме пионеров, кто в типографии, кто в школе, кто в Доме культуры, а вечером — ноги сами несли по привычке на сцену, где их всегда ждал Николай Игнатьевич Сченснович на репетицию очередного спектакля.

Вообще, Николай Игнатьевич до войны служил в Театре имени Янки Купалы. Заслуженный работник культуры Белорусской ССР. В первые годы оккупации Минска выполнял рискованные задания подпольщиков, а вот в партизанском соединении, которое базировалось в Налибокской пуще, не только воевал, но и занимался своим профессиональным делом. Он создал постоянно действующую артистическую труппу из тех, кто мало-мальски знаком с театральным искусством и не тушевался перед зрителями. А сам был и режиссером, и актером, и даже драматургом. В перерывах между боями самодеятельные артисты учили роли и репетировали. Потом, положив рядом оружие, с песнями, танцами, скетчами, памфлетами выступали с импровизированных сцен перед партизанами и населением тех деревень, которые находились в зоне соединения. В состав соединения входило с десяток разбросанных по пуще партизанских отрядов, и труппе везде надо было побывать. Такое «гастрольное турне» с нехитрым инвентарем по дремучему лесу, непроходимым болотам и трясине, через реки и речушки, которые, словно вены, испещрили пущу, на подводах и пешим ходом с боевым оружием — дело не из легких и не для хилых. После таких переходов молодые валились с ног, а что уж говорить про возрастного их руководителя. Нет, жизнь в лесу, в окопах, в длительных и изнурительных переходах Николаю Игнатьевичу была знакома еще с Первой мировой войны. Правда, ему тогда было 20 лет, сейчас — уже за 50. Но свои слабости он никогда не афишировал, трудности переносил мужественно.

После войны Николай Игнатьевич Сченснович бросил свой якорь в Барановичах, этот якорь здесь так и «заилился» до конца его жизни. Но не смутила старого актера потеря театра. Он тут же создал при Доме культуры обычный театральный кружок. Когда на очередном конкурсе его участники показали по-настоящему масштабный спектакль «У купальскую ноч», по произведению Янки Купалы, где ярко предстали мифологические образы белорусской легенды, а действие дополняли и хор Дома культуры, и танцевальная группа, и эстрадный оркестр, а профессиональное мастерство исполнителей просто поразило театральное сообщество. Министерство культуры БССР и Белсов- проф присвоили коллективу звание «народный», а лучшим кружковцам вручили удостоверение «Артист народного театра». Так в городе появился новый театр — народный. Однако кто-то все равно считал, что это уровень обычной самодеятельности. Действительно, костяк профессиональных актеров окружали просто любители искусства и даже школьники. Некоторым преданности искусству надолго не хватило. Но талантливый актер и режиссер сумел в маленьком городке сделать настоящий театр-студию, в котором все штатные единицы — и художника, и ассистента режиссера, и заведующего постановочной частью, и заведующего костюмерным цехом, и даже машиниста сцены, заняли в основном, как говорится, «комсомольцы-добровольцы», однако с богатым багажом знаний и опытом театральной деятельности. Спектакли были такого уровня, что главному режиссеру разрешалось привлекать консультантов. Когда, например, ставился спектакль Николая Погодина «Цветы живые», консультантом по образу В. И. Ленина был народный артист СССР Павел Степанович Молчанов.

Это была хоть и провинциальная, но все-таки театральная мини-школа, где желающие, в основном молодые ребята, проходили два этапа — сначала учились понимать логику поэтического и драматургического произведения, а те, кто выдерживал этот утомительный марафон постижения азов удивительной и сложной профессии, получали роль в спектаклях. Потом они прямо на сцене отшлифовывали тонкости актерского и сценического мастерства, вызывали эмоциональное потрясение в спектаклях по пьесам любимых классиков драматургии — М. Горького, А. Островского, В. Голубка, К. Гольдони, В. Билль-Белоцерковского, У. Шекспира. И как вдохновенно, искренне, мастерски это делали! Им так нравилось стоять на сцене, чувствовать живое дыхание зала, держать зрителя в напряжении. Ведь для молодых обычная школа — повседневность, а театр — настоящий праздник. С этих сценических подмостков сходили люди с совершенно другой духовной начинкой, потому что театр — это искусство, которое учит быть настоящим человеком, учит тонко чувствовать и сопереживать, совершенствовать себя и подниматься над своими слабостями, привычками. Еще Вольтер говорил: «Театр поучает так, как этого не сделает толстая книга».