Владимир Ландер - Восхождение на театральный Олимп

Слава Киселев был старше Миши Ковальчика на семь лет. Он окончил школу, попытался штурмовать актерский факультет ВГИКа, где ему намекнули, что для этой профессии он чуточку сутуловат, прошел закалку в армейской среде и теперь готовился посвятить свое будущее режиссерской профессии. Поэтому охотно и с энтузиазмом помогал главному режиссеру театра работать с актерами. Конечно, Слава был более опытным, мудрым, авторитетным, и Миша ему очень доверял, к его мнению прислушивался, ценил бескорыстную дружбу с ним.

Когда встреча в репетиционной комнате вроде бы подходила к концу, Слава как-то осторожно попытался конкретизировать разговор:

— Я смотрю, что ты, Миша, у нас в Доме культуры попробовал себя почти во всех кружках, даже играешь на аккордеоне в эстрадном оркестре Йогана де Клерка, и этот «летучий голландец» о тебе высокого мнения. С твоими способностями прочит в профессиональные музыканты. Все понимаю — это был период твоего поиска. Ты сегодня стоишь как бы на «перекрестке семи дорог». Думаю, пора уже сделать выбор, по какой пойти. А то, как сказал один мудрец: «Если не знаешь, куда плывешь, ни один ветер не будет попутным». Выберешь театр, предложу для начала маленькую роль отпетого разгильдяя в деревенской комедии.

И Миша Ковальчик окончательно выбрал сцену. Так с легкой руки Славы Киселева у него «покатили» премьеры. И каждая — событие не только для самого Миши, но и для театра. Он даже был удостоен чести носить звание «Артиста народного театра». Особенно радовался удачам начинающего актера режиссер-постановщик Николай Игнатьевич Сченснович. После каждой премьеры он всегда встречал, обнимал еще не вышедшего из образа Мишу и вручал ему программку с какими-то теплыми, добрыми словами. Они, как зарубки на дверном косяке, говорили о росте актерского мастерства молодого артиста. Если в ноябре 1960-го после комедии А. Н. Островского «Без вины виноватые» Николай Игнатьевич на программке напишет: «Миловзорову-Ковальчику. Поздравляю с премьерой», то в июле 1962-го от спектакля Вадима Собко «Красная линия» режиссер-постановщик уже будет в восторге: «Ивану Губатову-Ковальчику на память о премьере. Спасибо за хорошую работу. Думай, наблюдай и помни, что источник всякого искусства — это жизнь».

Михаил Ковальчик считает, что его успешное актерское становление — заслуга Славы Киселева. Они вместе разбирали тексты пьес — пытались понять авторскую задумку, характер персонажей, их говор, манеру поведения, чтобы заглянуть во внутренний мир своего героя. Они вместе предлагали разные наброски мизансцен. Он привел его в компанию барановичских интеллектуалов, которые были одержимы искусством. Ребята жили поэзией, музыкой, театром, обсуждали кинопремьеры и спектакли местного народного театра, писали сценарии каких-то сюжетов и готовили театральные этюды. Центром такой необычной в провинциальном городке «богемной жизни» стал Владислав Леонов. Он появился незаметно, когда его мама, бывшая актриса Черниговского музыкального театра, вышла на пенсию и переехала в Барановичи. Мама пополнила актерский состав народного театра, а Владислав поступил в МГУ на филологический факультет и уехал в Москву. Но через три года болезнь заставила прервать учебу и вернуться домой. Вот тогда-то вокруг него и стали кучковаться любители, как раньше говорили, изящных искусств. Благодаря Владиславу Миша узнал, что французский энциклопедист Дени Дидро стал прародителем драматургии. Раньше у классического театра была межа между трагедией и комедией. Трагедия — жанр для любовных и героических тем, где изображалось высшее сословие, а будничные темы с героями из простых сословий отражались в комедиях. Дидро предложил средний жанр — драму. Новый вид драматического искусства, который он назвал «серьезным жанром», «распахал» границы, отделяющие аристократические классы от низших, возвышенные чувства от будничных.

Группа Владислава Леонова держала руку на творческом пульсе города Барановичи и помогала Елене Антоновне Абрашкевич, которая руководила агитбригадой района, а для того времени это был высочайшего класса самодеятельный художественный коллектив, который исколесил с концертами все уголки района, выступал в Минском ТЮЗе, в Бресте.

Сцена затягивала Мишу Ковальчика в свои объятия стремительно. И как только захлопнулась за спиной дверь школы, Миша упаковал чемоданчик «сухим пайком» на несколько дней и книжками, с аттестатом твердого «хорошиста» двинулся в сторону столицы брать штурмом бастион театральной науки — поступать на актерский факультет. Но этот бастион оказался для Миши пока крепким орешком, с ходу взять его не удалось: не того калибра этюды оказались, да и «пороху» в виде знаний маловато припас. Но не зря говорят, что попытка — не пытка, а вот «разведка боем» — это полезный урок, который Мише вскоре пойдет впрок.

Первый и довольно громкий крик на весь дом Миша Ковальчик издал 12 августа 1943 года в деревне Подлесейки. Хотя вокруг шла страшная война и в каждой семье горе выглядывало из-за любой занавески, дом деда Казюка просто распирало от избытка счастья. Здесь появления первенца ждали довольно долго и с тревогой. Но больше всех радовался молодой папаша. Прошагав по этой жизни уже 38 лет, он явно заждался наследника. А рано утром Станислав Ковальчик с боевой группой партизан ушел защищать от врага сына, семью, деревню, приняв решение назвать мальчика — Михаил-Марьян Станиславович, как это было принято у поляков. Правда, позже ему пришлось согласиться с тем, что в Советском Союзе двойное имя не приветствуется. А ближе к вечеру в дом нагрянули немцы: устроили в деревне облаву на партизан. Фашист, размахивая пистолетом, выхватил из колыски грудного Михасика и остолбенел, услышав в полесской глубинке от простой белорусской женщины чистейшую немецкую речь. Мария Казимировна не сводила испуганных, полных слез и отчаяния глаз с малыша и, громко всхлипывая, без конца по-немецки причитала: «Господи, господи, спаси мое ни в чем не повинное дитя!» Тот зло швырнул в руки матери ребенка и вышел. Такой подарок судьбы ребенку войны тогда был редкостью.

Это сегодня деревня Подлесейки одна из ухоженных деревень Крошин- ского сельсовета. В ней есть и Дом культуры, и фельдшерско-акушерский пункт, и широкие улицы — Школьная, Несвижская. Долгое время здесь работала лучшая в районе средняя школа, в которой было больше десяти кабинетов, столовая. Не так давно ее укрупнили с близлежащей школой и перевели в соседний агрогородок Крошин. А в середине XIX века место это было глухое, болотистое, безлюдное, царство дикой природы. Но не суждено было ему оставаться глухоманью.