Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

Совет безопасности собрался накануне встречи «семерки», на которую был приглашен президент СССР Горбачев. Вполне естественно, что члены Совета безопасности ожидали обмена мнениями в связи с предстоящим заседанием «семерки», где наверняка будут затронуты вопросы, касающиеся Советского Союза.

Однако ничего подобного не произошло. Горбачев упомянул о том, что предстоит важная встреча в Лондоне, где он выступит с докладом. О содержании своего предстоящего выступления он ничего не сказал, хотя важность вопроса и установившаяся практика предполагали, что проект доклада должен быть разослан заранее для того, чтобы члены Совета безопасности могли ознакомиться с ним и высказать замечания.

Горбачев явно не хотел посвящать членов Совета безопасности в существо доклада, в те соображения, с которыми решил выступить перед «семеркой». Все это вызывало недоумение и настораживало. Было ясно, что Горбачев боялся получить нежелательные для себя замечания. Какие именно, он мог предположить, но они наверняка не ложились в рамки его концепции, с которой он намеревался выступить в Лондоне.

В ответ на высказанные соображения, что неплохо было бы ознакомиться с докладом, с его концепцией, Горбачев не моргнув глазом сказал, что обязательно ознакомит нас с докладом, — как можно было понять, после его произнесения.

Было ясно, что Горбачев лукавил, но разве это допустимо, когда речь идет о таких серьезных проблемах? В таких условиях приходилось работать. Горбачев брал на себя непозволительно и неправомерно много. Было совершенно очевидно, что он что-то затеял. На заседании присутствовал Яковлев, работавший тогда советником при президенте. Он угрюмо молчал и не произнес ни одного слова. Для всех было очевидно, что Яковлев знал, с чем Горбачев едет в Лондон, и, видимо, это его полностью устраивало.

Ну, раз собрались на Совете безопасности, то какой-то разговор должен был состояться, и он пошел.

Павлов сделал сообщение о своей поездке в ряд западноевропейских стран. По его мнению, европейские страны были готовы развивать широкое торгово-экономическое сотрудничество с Советским Союзом, поставлять нам новые технологии, удовлетворять наши потребности в сельскохозяйственной продукции — и все это на долговременной основе. В отличие от американцев в политических подходах европейских стран меньше конъюнктурных соображений, для них чужд спекулятивный подход, во всяком случае, он не выпирает изо всех щелей.

Готовность к такому развитию отношений проявляли чуть ли не все страны Западной Европы, в том числе Франция, Англия, Италия, Германия, Испания, Австрия. По глубокому убеждению Павлова, отказ от существовавшего тогда однозначного курса Советского Союза на сближение с США и смещение акцента в нашей политике в пользу Европы даст то, в чем мы особо нуждаемся, а главное, создаст условия для получения страной свободы действий в политической области.

Горбачев же упорно держал курс на приоритетное развитие отношений именно с Соединенными Штатами. Он явно питал иллюзии насчет США и считал (вернее сказать, говорил так), что только американское направление может решить большую часть наших экономических проблем, способно помочь Советскому Союзу преодолеть трудности в народном хозяйстве.

По сути дела, Горбачев видел ключ к решению всех наших проблем в развитии советско-американских отношений.

В ответ на предложение Павлова Горбачев в свойственной ему манере стал высказываться довольно неопределенно — с одной стороны, он вроде бы и признавал важность развития отношений с Европой, но, с другой, из его туманных рассуждений можно было понять, что вряд ли он сменит свою проамериканскую ориентацию. Примечательно и то, что присутствовавшие на заседании Примаков и Бакатин в целом поддержали позицию Павлова.

Что же обращало на себя особое внимание в ходе этого, да и многих других совещаний у Горбачева? Отсутствие глубокого анализа обсуждаемого вопроса, серьезного обоснования той или иной точки зрения, в частности оценки возможных последствий ориентации нашей внешней политики на Америку.

Мне показалось, что Горбачев в лучшем случае попросту не владеет необходимыми материалами, исходными данными, заключениями экспертов, аналитиков. Как это нередко бывало, он импровизировал, реагировал скорее эмоционально, чем рационально, пускался в пространные рассуждения на общие темы да порой позировал. За всем этим, однако, чувствовалось, что его доклад на «семерке» уже готов, проамерикански настроенные лица из его окружения соответствующую работу провели и оказать какое-то влияние на предрешенный исход дела уже невозможно.

Тем не менее я счел нужным выступить. В полной мере я не был согласен ни с одной из высказанных на совещании позиций — ни с той, что изложил Павлов, ни с мнением Горбачева, ни с предложениями других выступивших. В чем была суть моего подхода? В том, что такая великая держава, как Советский Союз (великая, разумеется, по параметрам в то время), не может, да и не должна иметь одну узкую ориентацию, то есть делать ставку на отдельную страну или даже группу стран. У Советского государства политический выбор должен быть свободным, независимым, исключающим вхождение в тень Америки, Западной Европы или какой-либо другой страны или региона. Наивно было бы полагать (даже мысли такой допустить нельзя), чтобы, к примеру, Соединенные Штаты Америки сориентировались бы вдруг лишь на одну Западную Европу, даже объединенную, пренебрегая при этом своими традиционными отношениями с другими странами или регионами.

Мне, конечно, ближе была позиция Павлова, рациональное зерно которой заключалось в необходимости ухода от абсолютного ориентирования на США.

После Сталина все руководители нашего государства начинали с серьезных усилий по налаживанию отношений с Америкой, только каждый раз это кончалось тем, что наши «партнеры» находили какой-нибудь очередной «повод» для того, чтобы при случае утереть нам нос и вновь вернуть все на исходные позиции. При этом мы не только откатывались на прежние рубежи, но и оказывались отброшенными еще больше назад. Объяснение тому простое — Соединенные Штаты пока могут спокойно обходиться без нас, а вот наша проклятая зависимость от них по зерну сделала нас — Советский Союз, а теперь Россию — заложниками этих отношений.

Но и позиция Павлова все-таки тоже была односторонней, она не содержала в себе, как мне представлялось, посылок кардинального сдвига в нашей внешней политике.

Суть моего предложения — сделать Советский Союз открытым для отношений с любой страной, с любым регионом, а это исключало ориентирование только на одно направление. Оптимальное решение для Советского Союза — поддерживать и развивать отношения с европейскими странами, Соединенными Штатами Америки, с Китайской Народной Республикой, с любой страной, которая придерживается принципов равноправия, корректности, взаимной выгоды. Сохраняется свобода маневра, появляются условия для конкуренции, не говоря уже о широком диапазоне возможных сделок.