Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

Примерно в два часа ночи 19 августа я вернулся в Комитет госбезопасности. Ожидавшие меня товарищи не знали всего, но, разумеется, ощущали необычность происходящего. Удалось часа полтора отдохнуть, в семь часов утра я был уже за рабочим столом.

Утром собрал совещание руководящего состава, рассказал о событиях последней ночи, принятых документах, попросил всех быть на месте и выполнять возложенные на них задачи. Совещание было кратким, усталость еще не прошла, забот и дел — уйма, поэтому никаких прений не было. Кстати, на совещании я счел нужным сказать, что всю ответственность за развитие событий в той части, которая касается Комитета госбезопасности, я беру лично на себя. Этой позиции я придерживался на протяжении всего следствия и на судебном процессе по делу.

А тем временем по радио и телевидению стали передавать документы ГКЧП. Посыпалась масса звонков. Звонили из Москвы, Московской области, из других регионов. Потоком лились слова поддержки, желали успехов, предлагали услуги и помощь.

Высказываний по телефону в поддержку позиции ГКЧП было невероятно много — личных и коллективных. Поначалу я на отдельном листочке делал пометки, имея в виду в последующем прибегнуть к помощи тех, кто предлагал свое содействие. Затем я прекратил фиксировать это, а 21 августа перед отлетом в Форос уничтожил записи, дабы не осложнять судьбы тех, кто поддержал ГКЧП.

19 августа произошел первый сбой в работе ГКЧП: заболел премьер-министр Павлов. Дело в том, что 18 августа условились на следующий день провести встречу с российским руководством, а точнее с Ельциным. Встречу намеревались провести или в загородной резиденции Ельцина, или на его рабочем месте — в зависимости от того, как сложатся обстоятельства. Полагали, что на встречу пойдут Павлов и еще два представителя ГКЧП — Бакланов и Язов.

Однако Павлова свалил тяжелый гипертонический криз, и утром 19 августа он был практически неработоспособен.

Накануне, 18 вечером, Ельцин прилетел из Алма-Аты, где находился с визитом, и из аэропорта проследовал в дачный поселок Архангельское. По моему поручению сотрудники группы «Альфа» осмотрели дачный поселок в Архангельском, что в 15 километрах от Москвы, на предмет обеспечения безопасности встречи с президентом России. Обстановка была нормальной и никаких опасений не вызывала.

Шло время, но ни в восемь, ни в девять часов утра Павлова не было. Вскоре доложили, что состояние его неважное. Пока мы думали, как поступить, Ельцин в одиннадцать часов проследовал в Белый дом — здание Верховного Совета РСФСР.

Сколько в последующем было различного рода спекуляций по поводу обстановки вокруг Ельцина вечером 18 и утром 19 августа! Якобы группа «Альфа» намеревалась арестовать Ельцина по пути следования из аэропорта Внуково в Архангельское. И вообще, самолет, следовавший из Алма-Аты, Комитет госбезопасности и Министерство обороны намеревались якобы посадить не в аэропорту Внуково, а на военном аэродроме Чкалово, для того чтобы там арестовать Ельцина. Затем будто бы в ночь на 19 августа Ельцина хотели уничтожить в дачном поселке. По следующей версии Ельцина собирались арестовать 19 августа и не допустить его прибытия в здание Верховного Совета РСФСР.

Выезд Ельцина из дачного поселка утром 19 августа и его приезд в Белый дом преподносились чуть ли не как героический поступок российского президента в условиях посягательств на его жизнь со стороны Комитета госбезопасности. Много было высказано и других домыслов.

Несмотря на то что события опровергали эти слухи, клеветнические утверждения, спекуляции вокруг них продолжались. Средства массовой информации, ближайшее окружение Ельцина делали все возможное, чтобы создать героический образ российского президента.

В ходе следствия сотрудники прокуратуры из кожи лезли вон в стремлении подтвердить хотя бы одну из приведенных выше версий. Но из этого ничего не получалось.

На самом деле все обстояло иначе. Сотрудники Комитета госбезопасности в ночь на 19 августа вступили в контакт с личной охраной президента Российской Федерации и сказали им, что имеют поручение обеспечить безопасные условия проведения встречи на высоком уровне между руководством Союза и России. Это делалось в открытую, ни от кого не скрывалось. Естественно, в ГКЧП и в КГБ испытывали серьезные опасения по поводу возможности провокации с нежелательными последствиями, и на этот случай приняли необходимые меры безопасности. Кстати, в этом не было ничего необычного, поскольку полностью укладывалось в рамки служебной деятельности при решении охранных задач.

Когда Ельцин в сопровождении нескольких машин решил проследовать к месту своей работы, ему никто не мешал, никто не препятствовал. И никакого риска для его личной безопасности не было.

Как только Ельцин покинул Архангельское и стало ясно, что из-за болезни Павлова встреча с Ельциным не состоится, вся комитетская охрана, включая группу «Альфа», была снята. Вот и все, что произошло.

Конечно, никаких трудов не составляло бы задержать Ельцина, сопроводить его, как утверждалось некоторыми, в другое место, не допустить проезда в Москву и вообще сделать все что угодно. Но таких намерений не было, а всякие слухи на этот счет были чистейшей воды провокацией, дабы представить ГКЧП в виде какого-то монстра, готового совершить любое злодеяние, а Ельцина и его приближенных как героев.

Уже позже меня как председателя Комитета госбезопасности многие осуждали за нерешительность, в частности по отношению к Ельцину. Что ж, трудно возражать после всего случившегося с нашей страной. Но разве в августе 1991 года была очевидна для значительной части граждан глубина падения и разрушения державы? Прозрение наступило позже, под влиянием трагической реальности.

А в те дни в наши планы не входили жесткие меры по отношению к Горбачеву и Ельцину.

С самого начала российское руководство, и прежде всего его высший эшелон в лице Ельцина, Руцкого, Хасбулатова, Силаева, Бурбулиса и некоторых других, встали на путь острой конфронтации с ГКЧП. Его действия объявили незаконными, а членов ГКЧП и хоть в какой-то степени причастных к нему лиц — изменниками Родины, чем предопределили все дальнейшие действия Прокуратуры России. Так что вопрос о возбуждении уголовного дела, квалификации действий членов ГКЧП был предрешен российским руководством, а то, что это является прерогативой другой, судебной власти, в тот момент, да и в дальнейшем никого не смущало.

Подобное поведение российского руководства объяснялось просто. 20 августа прекратил бы свое существование Советский Союз, Договор о союзном государстве 1922 года, что давало бы России «вольную» от ненавистного центра. И вдруг достижение столь желанной цели ставилось под вопрос!