Иван Никитчук - Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

— Вот это действительно хороший гешефт. Но в Москве я возьму за них не по шестьдесят, а по сто рублей серебром. Посмотрите, какая краса! Сколько это процентов прибыли?

— Это нечестно! — прорвало Макшеева.

— Так это же дикари! А дикарям сам бог приказал служить для нас источником прибыли. Почему вы так вскипаете, мон ами?

— Стыдно, господин хороший!

Корсаков громко рассмеялся:

— Мой дорогой! Они даже и слов таких не понимают. Какой стыд? Ведь это первобытные люди! Каменный век! Пройдите всю степь, все их кочовища — нигде ни бани, ни туалета не найдете. Птица — и та не гадит в своем гнезде, как они в своих юртах…

— А много нашли вы туалетов и бань по нашим селам?! — остро прервал его Макшеев. — Но это именно вы и подобные вам повинны в этом. Надо учить, быть для них примером, а не грабить их и загонять в могилу кнутами, взятками и обманом, любезный!

Корсаков вскочил с места:

— Что-о?! Повторите, что вы сказали! — взвизгнул он пронзительным фальцетом.

Макшеев побледнел от злости:

— И по-вто-рю! — отчеканил он по слогам. — Обманываете и занимаетесь грязной и подлой спекуляцией, позорным обманом, что оскорбляет честь дворянина и мундир, который вы носите!

И вдруг, неожиданно для самого себя, схватил уже порожнюю бутылку из-под рома и, замахнувшись ею, как палкой, крикнул во весь голос:

— Вон! Вон отсюда, погань!

С Корсакова моментально слетела нахальная самоуверенность. Он испуганно сделал шаг назад, хватая ртом воздух, и, сорвавши с гвоздя шубу и шапку, исчез, забыв лисиц.

Макшеев, тяжело дыша, поставил бутылку на стол, выбросил за дверь корсаковские чемоданы, потом одним глотком допил свой остывший чай, положил на стол чертежную доску, взял рейсфедер и склонился над своею работой…

Тарас догнал Жайсака далеко за казармой.

— Жайсак! Постой, Жайсак! Что случилось? — кричал он, хватая за плечо молодого табунщика. — Зачем отдал лисиц этому жулику? Я тебя толкаю, моргаю, а ты…

Жайсак остановился и, как будто проснувшись, посмотрел на Шевченко.

— Беда, Тарас-ага! Ибрай умер. Исхак и остальные подались на похороны. А Шаукен ночью родила мальчика.

— Так что же тут ужасного? — удивился Тарас. — Умер Ибрай — так царствие ему небесное. Старый был…

— А мне сейчас нужны деньги. Много денег. А где их взять? Видишь, как ясачный начальник платит за мех? За них в Жаман-Кала Исай-паша, и Мешка-майир, и лысый майир всегда давали мне по красненькой. В Оренбурге больше дают, но как туда мне добраться? От Жаман-Кала три дня ехать, а отсюда…

И Жайсак безнадежно махнул рукой.

Шевченко искренне пожалел молодого табунщика. Но надо было как-то подбодрить его, и Тарас решительно ударил его по плечу:

— Какой ты нетерпеливый!.. Принеси мне завтра двадцать штук. Попробую выручить за них больше: по крайней мере, дешевле, как по десять рублей, не отдам.

Когда Шевченко вернулся в землянку, ни Корсакова, ни его чемоданов там не было.

— Где же наш гость? — спросил он.

— Выгнал, — отрывисто ответил Макшеев и, снова разгораясь, взволнованно заговорил: — Жайсак бьется, как птица в клетке, а этот наглец на нем богатеет! Мало не бросил в него вашу бутылку.

— Искренне говоря, у меня тоже чесались руки выписать ему подорожную на мороз, — засмеялся поэт. — Ну да черт с ним! А вот Жайсаку действительно надо помочь. Денег прислали мне немного, и все же я от себя даю червонец…

— Мне перед отъездом тяжеловато, — признался Макшеев. — Но надо что-то сделать для него общими силами.

— Вот так и мои друзья когда-то сушили себе голову, как меня выкупить у Энгельгардта, — улыбнулся Шевченко, — а потом Брюллов написал портрет поэта Жуковского и его разыграли в лотерее.

— Лотерея? — переспросил Макшеев. — Так это хорошо придумано! Но что бы такое разыграть?

Он глянул на стены землянки, и взгляд его остановился на охотничьем ружье, на которое давно уже с завистью посматривали Поспелов и Истомин. Стоит ли тащить его назад в Оренбург? Ни в дороге, ни там оно ему не понадобится. И вообще, какой из него охотник?

— Разыграем на счастье Жайсака ружье! — радостно произнес он. — Назло этому проходимцу! Оно совсем новенькое. Я отдал за него ровно двести рублей. Вот только не знаю, как организовывают эти лотереи. Помогите, Тарас Григорьевич, вы у нас на все руки мастер.

— Дело несложное. Напишите список всех знакомых косаральцев и раимцев. Пусть каждый оплатит вам стоимость билета и сразу отдаст вам деньги, даже распишется напротив своей фамилии. А потом подготовим билеты. Все будут пустые, а на одном будет надпись: ружье. Пусть все соберутся в ближайший праздник, и каждый вытянет свой билет. У кого окажется билет с надписью «ружье», тот и станет его владельцем.

— Прекрасно, — весело ответил Макшеев и сразу сел писать список участников экспедиции и уральских казаков, страстных охотников.

На другое утро, взяв с собой ружье, как хорошую приманку, Макшеев начал обход. Поспелов с Истоминым сразу взяли по три билета, из матросов позарились на ружье только двое, а вот уральцы почти все залюбовались прекрасным оружием, и билеты пошли нарасхват.

— Эти камыши — настоящий рай для охотников, — говорили они, выплачивая деньги. — Диких уток здесь, гусей, лебедей — видимо-невидимо. А зверей!.. Только успевай набивать и стрелять!

Билетов сделали восемьдесят. По пять рублей каждый. Пообедав, Макшеев приказал оседлать Зорьку и помчался в Раим соблазнить еще и раимцев таким прекрасным выигрышем. Здесь ружье тоже имело успех, а рассказ об охоте на тигра оказал на новичков такое впечатление, что Макшеев вернулся вечером в Кос-Арал, не продав только двух последних билетов.

Тарас тоже зря времени не тратил. Утром Жайсак принес ему двадцать чернобурок, и Шевченко пошел с ними в Раим и прежде всего обошел всех женатых. Жена нового коменданта Дамиса взяла у него две шкурки на воротник манто и на муфту за двадцать пять рублей. У Цыбисовых тоже взяли две. Соблазнилась и Дубовская, и старые девы с лорнетами. Даже маркитант-армянин взял одну большую лису для своей необъятно толстой Аннуш Аршаковны…

Осталось у Тараса двенадцать шкурок, которые он начал понемногу сбывать пылким поклонникам смугленькой Людочки Цыбисовой. Действовал он тонко и дипломатично. Узнав, что через неделю будет день рождения Людочки и ей исполнится двадцать лет, он как будто бы случайно встречал каждого из них и, оставшись с ним один на один, начинал, пряча в глазах лукавые искорки, примерно такой разговор:

— Живем мы с вами, мой дорогой юноша, в такому медвежьем углу, где нельзя приобрести ни одного пристойного подарка для молоденькой симпатичной девушки. Вот на днях исполнится Людочке двадцать лет, а здесь не найдешь ни тонких духов, ни дорогих конфет, ни живых цветов… Случайно попала ко мне чудесная вещь: знакомый киргиз должен немедленно уплатить ясак, а денег нет. Вот он и принес мне такую чудную шкурку. Отдает он ее за бесценок. Роскошный мех! Купите: это же для вас просто находка.