Леонид Колосов - Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

Через пятьдесят четыре дня шантажа и угроз тело Моро, убитого в спину из автомата, было найдено за задним сиденьем автомашины «рено», припаркованной к тротуару небольшой римской улочки Каэтани, в самом центре города.

Почему именно Моро стал жертвой террористов? Ответ несложен. Он был крупнейшим государственным и политическим деятелем своей страны, который лучше других понимал необходимость сделать шаг вперед в сторону сотрудничества с рабочим движением, способствовал созданию парламентского большинства даже с участием коммунистов. Так о Моро сказали сами итальянские коммунисты. Моро был трезвым и дальновидным политиком. Одним из первых он начал диалог с социалистами и пошел на создание правительственной коалиции с их участием. Единожды высказавшись за разрядку международной напряженности, Моро уже не сходил с твердо занятой позиции, и именно его подпись стоит под Заключительным актом общеевропейского совещания в Хельсинки. Он был сторонником всемерного расширения советско-итальянских отношений, и в том, что они в последние годы непрерывно развивались по восходящей, доля его труда. И ни для кого не секрет — ни в Италии, ни за ее пределами, — что если руководство ХДП согласилось в конце концов впервые за три десятилетия на образование в стране парламентского большинства с участием коммунистов, то это произошло в определенной степени благодаря позиции Моро, несмотря на окрик из-за океана о нежелательности участия И КП в управлении государственными делами на Апеннинах.

Напомним, что террористы похитили Моро, убив пятерых его телохранителей в тот день и в те часы, когда рождалось новое парламентское большинство. Подчеркнем то обстоятельство, что автомобиль с прошитым пулями телом Моро был оставлен в той точке, которая находится примерно на одинаковом расстоянии от здания ЦК Итальянской компартии и штаб-квартиры национального совета ХДП. Что это, случайность? Вряд ли. Вероятнее всего, намек на нежелательность диалога между коммунистами и христианскими демократами.

Стрелять в безоружного жестоко. Убивать за убеждения — бесчеловечно. Расправа с Моро к тому же бессмысленна. Не потому, что в ней не было тайного умысла, а бессмысленна для ее авторов и исполнителей, потому что вызвала обратный эффект — не страх, не хаос, на который рассчитывали, а бурный протест итальянского народа, который еще раз воочию убедился в том, что, в какие бы политические одежды ни рядились террористы, они всегда стремились помешать Италии идти по пути демократического развития.

В этой главе основные роли будут играть четыре персонажа: Тольятти, Мариэтта, Пайетта и Валетта. Не подумайте, что это забавное словосочетание. Отнюдь нет. Все эти фамилии в той или иной степени причастны к заключению в 1966 году так называемой «сделки века», невероятному для тех бурных времен «холодной войны» соглашению с крупнейшим итальянским концерном «Фиат» о строительстве в СССР автомобильного завода. Сегодня этот волжский автогигант продолжает выпускать популярные «Жигули», первые образцы которых один к одному повторяли дизайн знаменитой «народной малолитражки» фиатовского производства. И название города, где обитает ВАЗ, осталось прежним. Город Тольятти. Назван он так после заключения «сделки века» в память одного из основателей и долголетнего Генерального секретаря Итальянской компартии (ИКП) Пальмиро Тольятти, известного также под именем Марио Корренти, а также «товарищ Эрколи», когда он работал до 1944 года на иностранном радиовещании в Москве.

Мариэтта — это знаменитая советская писательница Мариэтта Шагинян, с которой я мотался по Италии, хотя основной целью нашего путешествия был город Турин — столица концерна «Фиат». Джанкарло Пайетта был секретарем ЦК И КП по пропаганде, а Витторио Валетта занимал в те времена кресло генерального директора фирмы «Фиат».

А начиналась эта автомобильная эпопея гораздо раньше. Утром 5 августа 1962 года электровоз плавно замедлил свой бег у платформы римского вокзала Термини, белокаменного сооружения с огромным железобетонным козырьком над центральным входом, где даже при большом количестве приезжающих и отъезжающих никогда не бывает столпотворения. А вскоре я познакомился с моими новыми коллегами — корреспондентами «Правды», ТАСС, АПН, радио и телевидения. Из всех журналистов я был знаком лишь с правдинским корреспондентом Володей Ермаковым, с которым дружил и даже пытался писать с ним статьи во время своей первой командировки в Италию. О моей «двойной» жизни разведчика и собкора «Известий» знал только он. Остальные «чистые» журналисты, может быть, и догадывались о моей принадлежности к спецслужбам, но делали вид, что это в порядке вещей. Ермакову я сказал все, что можно было сказать, но в делах своих его не использовал и вообще старался оберегать Володю от знакомых мне по работе стукачей из контрразведывательной службы, которые весьма назойливо набивались ему в друзья.

Был еще один человек с «двойным дном», который некоторое время проработал корреспондентом ТАСС. Но он как-то не прижился в нашей компании. Имел он прозвище Нежный, ибо постоянно пребывал в полупьяном состоянии и все время лез ко всем целоваться. Вообще, у всех были свои прозвища. Меня прозвали Кисой, видимо за врожденную ласковость характера; Володю Ермакова — Аристократом, поскольку отличался он изысканностью манер; корреспондента Всесоюзного радио и телевидения Илью Петрова — Заикой. Правда, он феноменально чисто вел свои репортажи, а вот в обыденной жизни не мог произнести с одного захода даже слово «мама».

Володя Ермаков сразу же начал мне помогать. Именно благодаря ему я близко познакомился с самим Пальмиро Тольятти. Володя, как представитель «Правды», находился с ним в дружеских партийных отношениях. Произошло это во время приема в нашем посольстве по случаю праздника — дня Великой Октябрьской социалистической революции — 7 ноября 1962 года. Мой друг подвел меня к генсеку.

— Компаньо Тольятти, вот новый корреспондент газеты «Известия» Леонид Колосов. Он, кстати, прекрасно знает итальянский.

Мне показалось, что Володька как-то фамильярно разговаривает с такой выдающейся личностью, поэтому я вытянулся во фрунт, щелкнул каблуками и в самой изысканной форме отчеканил:

— Леонид Колосов. Очень рад с вами познакомиться. Как вы себя чувствуете, товарищ Тольятти?

Генсек слабо улыбнулся, протянул мне вялую руку и, к моему удивлению, произнес на ломаном русском:

— Ты коммунист, компаньо Колосов?

— Да, коммунист, — пробормотал я, тупо глядя на Тольятти.

— А у нас, итальянских коммунистов, принято обращаться друг к другу на «ты»… А вот «вы» мы говорим или официантам, или классовым врагам.