Куан Ю Ли - Мой взгляд на будущее мира

ЛКЮ:Евросоюз стал слишком большим. Слишком большим и неоднородным.

ГШ:Да.

ЛКЮ:Входящие в него страны сильно отличаются друг от друга. Они находятся на разных стадиях экономического роста и имеют разные представления о будущем. Многие из них присоединились только лишь ради выгод, которые сулило им объединение с более сильными странами.

M:Но разве не будет справедливым сказать, что Евросоюз, при всех его ошибках и недостатках, с исторической точки зрения является настоящим чудом и значимым достижением и, таким образом, служит источником вдохновения для других регионов мира?

ЛКЮ:Нет, я не думаю, что Евросоюз служит источником вдохновения для остального мира. Я рассматриваю его как плохо продуманное предприятие, которое обречено на неудачу.

М:Значит, Азия не может использовать европейскую интеграцию как образец для подражания?

ЛКЮ:Конечно нет. Мы не можем интегрироваться подобным образом. У нас у всех разная религия, разная история. Мы говорим на разных языках. Сегодня у нас есть растущее чувство общности интересов, мы создаем зоны свободной торговли, и на основе этого будем развивать все более тесные отношения. Главная проблема в Азии — это доминирование Китая. Когда вы говорите об азиатской солидарности и включаете сюда Китай, вы говорите о солидарности Китая с остальной Азией. И эта ситуация никогда не изменится.

М:Значит, вы начинаете со свободной торговли?

ЛКЮ:Со свободной торговли и достижения сплоченности. Мы не хотим воевать друг с другом. Мы стараемся урегулировать наши разногласия. Для этого мы встречаемся, дискутируем и договариваемся, но не угрожаем друг другу.

М:У меня похожий вопрос к господину Шмидту: в истории Европейского союза, или Европейского сообщества, было много кризисов, проблем и неудач…

ГШ:И успехов тоже.

М:Да. Но в конце концов Евросоюз сумел преодолеть все трудности и добиться успеха. Теперь некоторые говорят, что такие кризисы открывают возможности для дальнейшей политической интеграции. Другими словами, каждый кризис — это возможность сделать очередной шаг вперед. Насколько реалистичен такой взгляд?

ГШ:Чисто теоретически это может быть так. Но на практике нам нужны лидеры. Такие лидеры, как Гарри Ли.

М:Некоторые считают, что таким лидером является канцлер Германии Ангела Меркель.

ГШ:Нет.

М:Может быть, таким лидером может стать сама Германия? Польский премьер Дональд Туск заявил, что Германия должна повести за собой Европу. Это хорошая идея?

ЛКЮ:Германия несет на себе бремя ответственности за две мировые войны, она до сих пор не избавилась от чувства вины и боится показаться слишком напористой. Но это единственная страна в Европе, которая обладает необходимым динамизмом и может стать ядром Европы. Почему-то у европейцев существует странная убежденность в том, что Франция — ровня Германии. Никто за пределами Европы так не считает. Президент Франции Николя Саркози может высказываться громче и красноречивее, чем фрау Меркель, но Франция не может конкурировать с Германией, и это знает весь мир.

ГШ:Но Германия заработала себе такую репутацию совсем недавно, только в 2000-е гг. В 1990-е гг., на момент ее воссоединения, никто не предполагал, что это произойдет. Никто, кроме тогдашнего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер и, до некоторой степени, президента Франции Франсуа Миттерана и премьер-министра Италии Джулио Андреотти. Oни были образованными людьми, хорошо знавшими историю. Они понимали, что будет представлять собой объединенная Германия, и выступали против объединения. Но их сопротивление было преодолено под давлением американцев и благодаря позиции советского лидера Михаила Горбачева.

ЛКЮ:Но это произошло бы в любом случае. После того как Советский Союз рухнул и Восточная Германия стала свободной, у нее не было иного выбора, кроме как присоединиться к ФРГ. Восточные немцы смотрели западногерманское телевидение, видели разницу в уровне жизни, но стена преграждала им путь на Запад. Их держали в тюрьме. Потом они вышли на свободу и захотели хорошей жизни. Они жаждали воссоединения. Разве западные немцы могли сказать им:

«Нет, мы не хотим воссоединяться с вами!»?

ГШ:Нет, западные немцы никогда бы так не сказали. Мы тоже хотели этого воссоединения, хотя при этом плохо представляли себе, что значит стать нацией численностью в 80 млн человек.

ЛКЮ:Но вам пришлось заплатить за это высокую цену.

ГШ:Да, хотя, надо признать, мы сделали это не очень успешно. В восточной части Германии была построена более мощная инфраструктура, чем в западной, но нам так и не удалось наполнить ее экономической активностью. Вся экономическая активность по-прежнему сосредоточена на западе, а не на востоке. Крупные восточногерманские компании не сумели вписаться в капиталистический рынок. Например, в Марцане, пригороде Берлина, был машиностроительный завод. В 1990-м или 1991 г. мы его перестроили, возвели большие цеха с кранами и всем необходимым оборудованием; руководство наняло на работу около 2000 человек. Теперь у них работает всего 170 человек, потому что никто не хочет покупать их станки: они слишком дорогие и не дотягивают до мировых стандартов. То же самое можно сказать обо всей промышленности бывшей Германской Демократической Республики. Кроме того, при объединении мы установили совершенно неправильный обменный курс. Очевидно, что ставка должна была быть три к одному.

ЛКЮ:Но вы сделали ее один к одному.

ГШ:И это было серьезной ошибкой, потому что восточногерманская продукция стала совершенно неконкурентоспособной из-за сочетания низкого качества и высокой цены. В то время я раскритиковал это решение. Хотя, надо признать, надеялся на то, что со временем восточные немцы нагонят нас, и мы выровняемся. К сожалению, этого не произошло. С момента объединения прошло больше 20 лет, но отставание по-прежнему значительно. Безработица на востоке почти в два раза выше, чем в Западной Германии.

ЛКЮ:Причина в том, что за годы коммунистического режима восточным немцам вбили в голову мысль о преимуществах центрального планирования и презрение к свободному предпринимательству с его конкурирующими предприятиями и отраслями. Они выросли в другой культуре. На протяжении 40–50 лет люди в ГДР жили с убеждением в том, что только плановая экономика способна привести к всеобщему процветанию.

ГШ:Кстати, вчера я похвастался перед своими друзьями, что после одной из наших недавних встреч ты написал мне: «Твой ум стал острым, как никогда». То же самое я могу сказать и о тебе: твой ум стал острым, как никогда.