Крис Хит - Robbie Williams: Откровение

На пути обратно в студию Роб делает крюк, дабы провести пару минут с Тедди. Она плачет. Он поет ей «Dancing In The Street», потом «Baby I Got Your Money» из репертуара Ol’Dirty Bastard. Она не успокаивается, и он применяет иной прием: «Мы богатые! — увещевает он. — Все отлично! Беспокоиться не о чем!»

В следующие несколько дней Роб и Гай все время дорабатывают те три песни.

Однажды днем в дверях появляется Айда.

«Хочу тебе показать, что дочь твоя со мной сделала, — говорит она, указывая на какашки на брюках и такого же цвета на футболке. — Она через подгузник, через одежду свою. Я вся в ребенкином говне. А на спине еще рвота какая-то».

«А мы для Тедди чудесную песню сочинили», — говорит ей Роб.

«И как назвали? „Моя какашечная поэма“?» — спрашивает она.

Эта фраза напоминает Робу один эпизод. С папарацци. Как они подловили его в аэропорту LAX, когда он прилетел в Лос-Анджелес перед Рождеством. Фотографии потом опубликовала Daily Mail — среди фото был крупный план его темно-серых спортивных штанов.

«Они объявили, — говорит он, — что на мне детская тошнота».

На самом деле более того — издание это даже в заголовок вытащило: «Не все только рок-н-ролл: Робби Уильямс приземлился в Лос-Анджелессе с женой Айдой и их дочерью Тедди… в штанах с детской рвотой».

Трогательный рассказ о том, что такое отцовство: каким бы богатым, знаменитым и летающим первым классом ты ни был, ребенок твой если захочет на тебя сблевать, то ты никак этому не воспрепятствуешь.

Роб уточняет, что, правда, была одна крошечная деталь, которую неправильно истолковали.

«На самом деле это я так поел».

Роб постит в блог на своем сайте:

«Мы с Гаем впервые за много лет поработали вместе. Странно, но мы хорошая команда;) Праздник просто. Я лю йево».

Тедди получила свою первую песенку, называется «Go Gentle». Но возможно, выйдет под другим названием. Я ее ей спел вчера, когда мы гуляли по нашему участку. Я ее нес в люльке, так что ей как слушателю некуда деваться было. Думаю, ей понравилось… потом ее вырвало. Сложная публика!

Во время их совместной работы все время всплывают байки про старые времена. Всякие-разные. Я за годы слыхал многое про эксцентричность Гая — если не сказать резче — но теперь он сам здесь, и баланс выровнялся.

Вот одна байка:

«Ты помнишь, как тогда ты в Дублине забрался в мою постель, — спрашивает Гай, — снова?»

«Да, — отвечает Роб. — Да, было это чудно́. Часов шесть утра, меня клинит от „Джека Дэниэлса“ и кокса».

«А я заснял на камеру, подумал „привет, это отлично“, — сообщает Гай всем в студии. — А он даже не заметил, что его снимают».

«Заметил, еще как заметил!» — возражает Роб.

«Правда, что ли?»

«Ага! Я решил, что это хорошая идея и ее стоит на пленку записать».

«Да, забавная съемочка. Бухой в стельку».

И вторая байка. Рассказывает Гай:

«Когда мы писали „Strong“, он поднял меня в четыре часа ночи. Мы с Эммой спим такие, а он мне говорит: песню хочу писать. Чего, сейчас? А он под красным вином. Там отель такой в Кельне шикарный у нас был. И он: да мне пофиг, песню я писать хочу. Ну мы и написали „Strong“. За час примерно. На следующее утро я, проснувшись, подумал: что произошло? Кажется, я написал песню!»

Байка номер три.

Гай рассказывает, как Роб слушал инструментальный трек к одной из версий «Let Me Entertain You», когда они делали первый альбом.

«А там шло соло на саксофоне, — рассказывает он. — Он слушает трек и не реагирует на соло это совершенно. А когда музыка доиграла, он подходит ко мне, хватает меня за горло и говорит: „Если ты еще раз пропишешь саксофон на моем альбоме, я тебя убью. Ты понял?“ И ушел просто. Чего говорить — саксофон убрали. Кстати, офигенное соло было. Но вообще он прав оказался: трубы гораздо круче звучат».

Я уточняю у Гая — а что он сам чувствовал в этот момент?

«Испугался. Вот на самом деле страшно было. Ужасно. Во время записи этого альбома были моменты, когда он был, так скажем, немного эмоционален».

Я спрашиваю Роба — а он сам это помнит?

«Нет», — отвечает он.

Но похоже на правду?

«Угу».

О чем ты, наверное, думал?

«Мне саксофон в то время очень не нравился».

Наконец, байка четвертая (и пятая).

Гай спрашивает: «Ты помнишь ту вечеринку в моей квартире в Аркуэй (район Лондона. — Прим. пер. ), когда ты мою гитару из окна выбросил?»

«Не бросал я никаких гитар», — говорит Роб с пренебрежением.

«Бросал, бросал».

«Да ладно?»

«Конечно. Мою джонленноновскую гитару».

«И где она приземлилась?»

«На улице».

«И что ж ты сделал, чтоб меня так разозлить, — удивляется Роб. — Она разбилась, кстати?»

«Гитара погибла просто. Жаль, я не вставил обломки в рамочку — получилось бы произведение искусства миленькое. А я ее в помойку выбросил».

«Я может в живую изгородь целился?»

«Мне кажется, тебя что-то раздражало. Ты однажды на Озере Комо очень хорошую гитару мою выбросил, просто потому, что не сумел ее настроить».

Это вот Роб помнит и по-своему может оправдать. «Это ж двенадцатиструнка была, а их вообще настраивать муторно. Ко мне в номер зашел глава полиции, когда я уже собирался ее в Озеро Комо выбросить. Он за нами приглядывал. А я посмотрел на него и он начал…» Тут Роб принимается изображать, как его совершенно неожиданно вдруг стали подбадривать выбросить гитару. «Мы оба смотрели, как телевизор уходит, и потом друг друга ладонями в воздухе — дай пять!»

«Что с этой гитарой странно было, — рассказывает дальше Гай, — это то, что мы все сидели-ужинали, а он пораньше ушел, а тут вдруг вокруг отеля все эти поисковые прожектора, полицейские катера. И пожарный во всем обмундировании мне мою гитару протягивает: „Я это из воды достал!“ Гитара совершенно испорченная. И, опять-таки, жаль не сохранил…»

«Мне кажется, я просто хотел, чтоб ты откликнулся», — говорит Роб.

«Ну и всего-то делов: вернуться к столу и сказать, слушай, Гай, помоги гитару настроить?» — говорит Гай.

«Ну, я подумал, что гитара пролетит из окна, — объясняет Роб, — к вам сидящим, и так и получилось, и, как я думал, вы сразу сообразите, что ее надо настроить…»

До отъезда Гая из Лос-Анджелеса написана четвертая песня. На сей раз — не свинговая. Назвали «All Climb On». Также они переписали свою старую песню «Where There’s Muck There’s Brass», которая Робу никогда не нравилась, а теперь вдруг он ее оценил. В финале путешествия они переслушивают все.

Когда заканчивается «Go Gentle», Роб выглядит удовлетворенным. «Такая приятная песня, правда ж?» — спрашивает он.

Он заявляет, что нашел более радикальную версию старого решения: «Я соберу обратно старого Робби Уильямса».

Сентябрь — декабрь 2016 года