Александр Севастьянов - Русское движение за тридцать лет (1985-2015)

Я выполнил это пожелание, но попытки связаться затем с вице-премьером, чрезмерно занятым своими новыми обязанностями, стали срываться одна за одной. А летом я узнал, что во главе Общественного совета при Дмитрии Олеговиче встал Михаил Ремизов, креатура Павловского и Белковского. И я понял твердо: дела не будет. Еще пара несозвонов и невстреч с Д.О. (я не настолько наивен, чтобы считать их случайными) — и я закрыл для себя этот вопрос.

У меня, однако, есть твердое правило не смешивать личное с общественным [213]. Соображения карьеры никогда меня не волновали. Поэтому мой переход из непримиримой оппозиции в конструктивную — вполне осознанный выбор.

Дело в том, что ряд новых обстоятельств показал мне воочию, что и в высших эшелонах власти не все так безнадежно. Что далеко не все в окружении Путина растленны и продажны, и что разумное слово русского националиста и там может быть услышано и понято (подробности и имена я обозначать не стану, но за свои слова ручаюсь). Отодвигая от власти и собственности в России системных либералов, путинская когорта вновь, пусть и вынужденно, вызвала к жизни и сделала востребованным патриотизм [214]. В самых разных стратах общества, включая элитные. А патриотизм, гласит теория, есть первая, низшая фаза национализма. Эволюция патриота к националисту — неизбежный процесс.

Значит, наш долг — пахать эту ниву, сеять в нее семена русской национальной мысли, растить новые поколения нашей будущей элиты в правильном сознании. Так я понял призыв нового времени.

И время меня услышало тоже. После того, как была опубликована моя статья «Игра после мата», где я подвел черту под бурными событиями минувших осени-зимы, я получил предложение от издательства «Алгоритм» об издании новой книги «Путин в русском поле» (вышла в начале 2013 года). Продолжились мои консультации с Российским институтом стратегических исследований. А в июне я получил неожиданный звонок от Константина Затулина: Путин поручил ему организовать передачу «Русский вопрос» на ТВ, в моем лице требуется эксперт и сценарист. Я, конечно, согласился; с тех пор в эфир вышли десятки подготовленных мною сюжетов. В августе в «Литературной газете» вышла еще одна моя злободневная статья: «Национал-либерализм» (в развернутом виде ее позже опубликует «Наш современник» под названием «Полюбил либерал националиста…»). И т. п.

К лету 2012 года политический расклад в российском обществе выглядел так. На поле — три главных игрока: правящий режим (его по праву олицетворял Путин); системные и несистемные либералы всех сортов и национал-патриоты также всех сортов. Попытка проверить власть и лично Путина на прочность показала, что запас искомой прочности достаточно велик.

Между тем, в обществе мало-помалу выстроился баланс двух основных сил: либералов-западников, желающих продолжения и даже радикализации реформ, начатых Горбачевым и Ельциным (попросту — полной и окончательной сдачи России Западу), — и национал-патриотов, мечтающих о контрреформах, об антилиберальной контрреволюции, об особом пути России и ее отдельном месте в мире.

Силы эти были в нашем обществе и раньше. А вот баланса между ними не было: была однозначная победа и торжество либералов. До поры до времени, пока либералы не разошлись конкретно с Путиным и его командой и не попытались затеять с ними дележ власти и собственности. И оказались по одну сторону баррикад, в то время как Путин с народом — по другую. С течением времени этот расклад только укрепился, особенно в ходе «русской весны». И это обстоятельство заставило уйти почву из-под ног всякой оппозиции, не только либеральной, но и русско-националистической.

Дозволив создавать политические партии по предельно упрощенной схеме, Кремль поступил мудро, одновременно подбросив яблоко раздора в русский стан — но и открыв предохранительный клапан на котле, где кипело русское возмущение. И начавшееся бурное партстроительство, на которое некогда возлагались большие надежды, стало внушать опасения. Ибо всем известно, что бывает, когда слепые ведут слепых. Да еще и ссорятся при этом между собою…

Между тем, в текучке будней того года я разглядел самое страшное — заметный рост космополитизма и даже западничества среди русской молодежи, обусловленный тягой к личной свободе, комфорту и материальному благополучию. В этом видны прискорбные признаки быстрого старения и вырождения нации. Как писал когда-то солдат Лев Гумилев с фронта Великой Отечественной, немцы не могут спать на земле и воюют, попив кофе, а русские и татары — могут и на земле, и без кофе, потому и победили. Шутливо — но верно по сути.

Однако проблема глубже. Позволяя проникать в ряды русской молодежи западным идеалам либеральной демократии, мы у самих себя выбиваем почву из-под ног, поскольку никакой национализм не может существовать вне идеи национального своеобразия. Если мы, русские, в принципе такие же, как другие белые европейские народы — поляки, немцы, французы и т. д. — то всякая идея русского национализма априори теряет смысл.

В этом случае мы должны подписаться под общеевропейской (вариант: белой) идеей и принять, и разделить общеевропейскую судьбу. Однако, ввиду того, что я по нескольку раз в году свидетельствую собственными глазами и умом прогрессирующую катастрофу белой Европы, я всей душой против такого развития событий. Примеру Европы следовать нельзя, это смерти подобно. Мы попросту не выживем, если не утвердим свою «неевропейскость» — по всем основным моральным, политическим, эстетическим параметрам, притом любой ценой. Мне это ясно, как дважды два = четыре. Я предпочитаю трудную жизнь легкой смерти — и не хочу для своего народа европейской судьбы, как не хотят все нормальные люди чумы или сифилиса.

Увы, в Русском движении есть противостоящие мне в данном пункте влиятельные силы абсолютно прозападного толка. В частности, 6 октября состоялся учредительный съезд Национально-Демократической партии. Я по-дружески посетил этих похитителей нашего бренда, сказал приветствие. Но на предложение войти хотя бы в наблюдательный совет ответил уклончиво. Мне с ними не по пути, я понял это с самого начала, ведь в понятие «национал-демократии» мы вкладываем принципиально разное содержание. Но и палки в колеса я ставить новой партии не хотел, лишь изредка мягко их критикуя. (Характерно, что большой умница Егор Холмогоров успел все вовремя понять и выскользнул из этой партии еще до съезда. А тут еще грянул неприличнейший скандал с Владимиром Тором, «защитившим» сплагиаченную под руководством Валерия Соловья диссертацию кандидата исторических наук…)

Так или иначе, но в финале 2012 года у меня возникло общее впечатление чего-то вялотекущего и невнятного во внутренней политике, но в целом — сдвига в нашу пользу. Что вполне соответствовало моим прогнозам, сделанным еще в январе.