В Коцаренко - На огненном берегу [Сборник]

— Ждите меня, товарищ комиссар, я скоро вернусь, и мы с вами дойдем до Берлина!

— Обязательно дойдем! Поправляйтесь! — поддержал я раненого замполитрука.

Проводив катер, я долго стоял в раздумье на берегу Волги. А потом поднялся на свой командный пункт.

— Комиссар, нам посылка, — встретил меня комбат, указывая на небольшой ящичек, опечатанный сургучом.

Я попытался взять посылку одной рукой, да не тут-то было. Ящичек оказался увесистым.

Мы распечатали посылку. В ней лежали сверкавшие свежей позолотой, гвардейские знаки.

— Как же мы их вручать будем? — озабоченно спросил майор. — Рекомендуют все это провести в торжественной обстановке.

— Сделаем проще простого… Вот так, — Я взял один из знаков и торжественно произнес — Товарищ гвардии майор, для принятия гвардейского знака стать «смирно»!

Комбат понял шутку, улыбнулся, вытянулся и опустил руки по швам. Поднялись начальник штаба, медсестра и писарь.

Тем временем я продолжал чеканить слова:

— За личную храбрость, за умелую организацию и руководство боем при наступлении и в обороне, за чуткое и внимательное отношение к подчиненным вам присвоено звание гвардейца. Командование и политотдел дивизии надеются, что вы и впредь будете так же геройски сражаться с врагом и не уроните чести гвардейца, и уполномочили меня вручить вам гвардейский знак.

При этих словах я прикрепил знак к гимнастерке Харитонова, пожал ему руку.

— А знаешь, Калиныч, ей-богу, торжественно получилось, — признался комбат.

— Вот так мы и проведем это мероприятие. Только, вручая знаки новичкам, расскажем, за что нашей дивизии присвоено звание гвардейской. Словом, обойдемся без митингов…

Поужинав, мы прихватили с собой несколько пачек гвардейских знаков, разошлись по ротам. Харитонов ушел на пивзавод, я направился в жилой дом, а оттуда перебрался в бывший военторг — длинное двухэтажное здание, выходившее фасадом на площадь имени 9-го Января. Поначалу его занимали бойцы 42-го полка, а потом оно стало объектом обороны гвардейцев полка Долгова, которых мы и поддерживали. А когда боевая обстановка усложнилась настолько, что там, где в первые дни оборону держала рота, стали роскошью взвод, а то и отделение, все это здание стали оборонять только пулеметчики взвода Джеваги. Строение было уже сильно разбито. Верхний этаж полностью разрушен, а в стенах нижнего этажа зияли огромные пробоины.

Всякое появление кого-либо из командования батальона ночью на особо важных огневых точках вызывало у бойцов большую радость. Гвардейцы встретили меня, как говорят на Украине, «як ридного батька». И удивительно, когда я спросил, как идут дела? — никто не пожаловался ни на какие трудности, ни на какие лишения.

— Дела у нас одни, товарищ комиссар, фашисты лезут, а мы их бьем. Черт знает, какая бездна накоплена их здесь, — сказал один из бойцов.

— Пусть лезут. Всем хватит свинца. Больше перебьем, легче будет гнать их до Берлина, — добавил другой пулеметчик.

Вручив гвардейские знаки и сообщив последние фронтовые новости, я уже совсем было собрался в обратный путь. Но тут один из бойцов что-то шепнул на ухо сержанту Зуйкову, и тот, резко махнув рукой, сказал:

— Да что ты? Разве можно ему туда?

— О чем это вы? — поинтересовался я.

— Так, пустяки, товарищ комиссар.

— А все-таки?

— Да у нас тут есть еще одна точка, там два бойца. Но туда вам не пройти. Это как раз на середине площади. Может, оставите им знаки?

Я знал, что гитлеровцы днем и при помощи ракет ночью просматривают всю площадь и интенсивно обстреливают ее из пулеметов и минометов. Пройти туда действительно было трудно, но и не пойти означало навсегда потерять перед пулеметчиками свой боевой авторитет и уважение.

— А как вы пробираетесь туда?

— А мы добираемся туда по «кротовому» ходу. Это узенькая нора под землей. Пока преодолеваем ее, совсем задыхаемся, — ответил Зуйков.

«Интересно, что это за кротовая нора здесь?» — подумал я и решительно сказал:

— Полезем.

Осветив карманным фонариком подвальное помещение, я увидел в стене черную нишу, уходившую под тротуар. Зуйков вытянул перед собою руки, пригнулся и, словно нырнув, скрылся в этой черной дыре. Я последовал за ним.

Тоннель оказался не более 60 сантиметров в диаметре, и ползти в нем можно было только вытянувшись во всю длину тела.

Вскоре у меня пересохло во рту и защекотало в ноздрях, я чихнул.

— Будьте здоровы, — отозвался сержант и молча пополз дальше.

Я включил фонарик. Вся нора была наполнена рыжей пылью. Труднее стало дышать.

— Какая длина этой чертовой дыры?

— Больше тридцати метров, товарищ комиссар, — ответил Зуйков. — Что устали?

— Да нет, ничего. Доползем.

Кому и когда пришло в голову прорыть этот ход, об этом никто из нас не знал. Скорее всего, что это было какое-то незаконченное гражданское сооружение.

Пользовались мы им до той поры, пока немецкие танки не разрушили его.

Заканчивался тоннель круглой ямой. В ней едва могли развернуться два человека. Это и был наблюдательный пункт.

— Ну, как дела, гвардейцы? — задал я свой шаблонный вопрос.

— Отлично! — бодро ответил один из них.

— Ну, а фашисты?.. Где располагаются, как ведут себя?

— Они здесь, товарищ комиссар, вы их увидите, если чуть подниметесь.

Я, как сурок, высунул голову из норы. В небе сквозь тучи светила луна, чуть правее от меня виднелись дома, среди которых был и тот, что позже стал называться Домом сержанта Павлова.

Слева громоздились развалины каких-то зданий. В них находились враги. Они в любое время могли пустить на площадь танки, разрушить тоннель и отрезать наших наблюдателей.

Осмотрев все вокруг, я опустился в нору. Побеседовал с солдатами, вручил им гвардейские знаки. И надо было видеть, какой радостью озарились их лица, заблестели глаза. Мне подумалось: «Неплохо бы этим людям вместе с гвардейскими знаками вручить и боевые ордена».

К утру я благополучно возвратился на свой КП и вместе с комбатом провел день над составлением документов на представление большой группы воинов к правительственным наградам.

Вечером провели заседание партийного бюро непосредственно в одной из рот, на огневых позициях. На повестке дня был один вопрос — прием в партию испытанных в боях людей.

На заседании присутствовали члены дивизионной партийной комиссии и заместитель начальника политотдела дивизии Марченко. Они тут же утверждали решения партбюро и принятым в партию товарищам выдавали партийные билеты.

— Эта красная книжечка, — говорил потом Поленица, — придает гвардейцам особую энергию и мужество, обязывает быть более находчивыми, проявлять военную смекалку.

Политрук был прав. Часто после таких заседаний у многих пулеметчиков солдатская находчивость и изобретательность доходили до фантастики.