Овидий Горчаков - Хранить вечно

Кто-то из ребят хотел обмотать ноги газетой — сапоги на складе попались великоватые, да и теплее. Но Крайнов отобрал газеты.

— Дай-ка сюда, парень! Эта газета нашим документом будет в тылу у немцев. Там весточка с Большой земли на вес золота. И газета ведь историческая: «Москва была, есть и будет советской!»

Их провожали в опасный поход Миша Поспелков и еще четверо разведчиков 322-го полка.

Из темноты доносились понятные и непонятные звуки: приглушенный говор и какой-то скрип и скрежет, натужный гул моторов. И ночью не засыпала 5-я армия.

Обухово — небольшая деревенька. Один строй старых, сереньких изб, за околицей — крутой обрыв, двести метров по лугу до берега мелкой и быстрой Нары. Весь луг заминирован нашими саперами, оставлен только узкий проход: влево-вправо шагнешь — смерть найдешь. Верховье Нары в этих местах, всего три-четыре километра от Нарских прудов, узкое, метра в три шириной, но речка, питаемая множеством родников, еще не полностью замерзла.

Вышли за полночь. Немец утихомирился. Только на юго-востоке, где фронт еще ближе подходил к Москве, глухо ухали орудия.

— Похоже, немцы лупят по Наро-Фоминску, — сказал Проворов Крайнову. — Это километрах в десяти-пятнадцати отсюда.

Горизонт на западе полыхал кровавыми и иссиня-белыми зарницами. Это стучалась в ворота Москвы артиллерия скованной на двухсоткилометровом фронте 4-й полевой армии «железного фельдмаршала» фон Клюге. После двухнедельного затишья «Тайфун» набирал ураганную силу. Смогут ли наши войска перебороть эту силу? Хватит ли времени, чтобы накопить резервы на московской земле и повернуть «Тайфун» вспять?

Их Рубиконом была Нара. По отряду ударили трассирующими..

Полковые разведчики и Крайнов сразу сориентировались: огонь по отряду вели двое автоматчиков-«кукушек». В короткой злой перестрелке — в ней кроме полковых разведчиков участвовали Крайнов, вчерашний ремесленник Смирнов и Вера Волошина — отдали богу душу две немецкие «кукушки». Однако они отстреливались до последнего, пока не повисли, изрешеченные пулями, на голых ветвях прибрежных деревьев. Ранило Смирнова — впрочем, легко. В скоротечном этом бою ранило и двух полковых разведчиков, которые шли впереди Миши Поспелкова.

Зоя рванулась было к раненым, но кто-то схватил ее за руку, остановил. Ох уж эта Зоя — за все всегда в ответе, как будто одна она в отряде!..

Сцепив зубы, раненые тихо стонали. Вера Волошина и Аля Воронина наскоро перевязали их. Девятнадцатилетняя Аля Воронина действовала ловко и умело — в группе она числилась не только разведчицей, но еще и медсестрой. Ушли проводники. Раненых отправили обратно через Нару. Их осталось двадцать — двенадцать парней и восемь девчат.

Смирнов наотрез отказался идти обратно. Когда проводники пошли назад, через Нару, Зоя и Вера поглядели им вслед и вдруг обомлели, увидев грозную и величественную картину: далеко за Нарой, Десной и речкой Незнайкой вполнеба разгорелся пугающий и захватывающий фейерверк. Огромными люстрами пылали гроздья САБ — светящихся авиационных бомб, скрещивались и разбегались дуги пулеметных трасс. Искристо вспыхивали клубочки разрывов зенитных снарядов. Шел очередной воздушный налет «Люфтваффе» на Москву. За последние дни налеты эти участились. Москва сражалась…

Первым делом надо было сориентироваться по карте после тяжелого ночного перехода. В незнакомом, да еще прифронтовом лесу это дело нелегкое. Без ориентира поди разберись, где ты находишься!..

Ночью Борис шел, стараясь преодолеть нервное напряжение, прислушиваясь к каждому звуку — к стихавшей позади пальбе, к скрипу снега под ногами и вздохам сосен — и поглядывая на звезды. Вон, справа, над кронами сосен, мерцает семизвездие Большой Медведицы, похожее на ковш. Повыше — Малая Медведица, тоже похожая на ковшик, только перевернутый вниз. Как продолжение конца ручки этого ковшика, горит, переливается Полярная звезда. Там — Северный полюс. Это можно проверить по компасу: намагниченная синяя стрелка, установленная против буквы «С», почти точно, с отклонением всего в один градус, показывает Северный полюс и Полярную звезду.

Под утро Полярная звезда скрылась вместе с обеими Медведицами за сплошной облачностью, и Борису Крайнову пришлось часто останавливаться и проверять азимут по фосфоресцирующей стрелке компаса.

Азимут — 240 градусов. Это почти прямо на запад. На Берлин. Враг стоит под Москвой, а он, разведчик Борис Крайнов, вместе с Павлом Проворовым, который время от времени сменял его, с Зоей и Верой, со всеми друзьями, идет впереди всей Красной Армии по берлинскому азимуту!

Заранее вычерченный на карте маршрут давно полетел к черту: лес за Нарой был густой, заболоченный, и болота еще не замерзли — приходилось то и дело отклоняться от азимута на всех участках маршрута. Где-то впереди должен был пролегать старый тракт Дорохово — Верея.

В походе, в среднем через каждые пятьдесят минут, Борис объявлял малый пятиминутный привал, подбирая укрытия понадежнее. Теперь, на рассвете, пора было устроить большой двухчасовой привал, выслать разведку в сторону тракта. Пойдут Фридрих Кузьмичев (не терпевший, по понятным причинам, чтобы его звали Фрицем), Наташа Самойлович и Лида Булгина. Вера, Зоя и Алексей Голубев пусть отдохнут — они шли змейкой в головном охранении там, у фронта, и в последнюю смену.

Проводив ребят в разведку, Борис выставил караул, а сам с Павлом Проворовым обошел место привала в густом ельнике, чтобы убедиться, что вблизи нет проезжих дорог и жилья, нет никаких следов немцев.

— На землю не ложиться, — тихо предупредил командир. — Костров не жечь.

Кто-то стянул валенки, чтобы перемотать байковую портянку, кто-то присел на пенек, поставив винтовку между колен. Другие поснимали мешки, присели на корточки, прислонились спинами к соснам. Как-никак за долгую ноябрьскую ночь отмахали не меньше двадцати километров…

Многих потянуло ко сну, и командир, видя, как сморило его людей, разрешил наломать соснового и елового лапника, чтобы устроить прямо на снегу с подветренной стороны партизанское ложе. Снегу в лесу было еще меньше, чем на полях. Первую порошу сдувал сильный ледяной ветер. Спали, положив под голову вещевые мешки, тесно прижавшись друг к другу, девчата посередине, калачиком, поджав коченеющие ноги.

— Спать вполглаза! — объявил Крайнов. — По-заячьи — один глаз спит, другой сторожит.

Борис и Павел, закурив, разложили карту-двухкилометровку на вывороченной бурей сосне.

— Мы где-то вот тут, — показал Борис пальцами, в которых дымилась зажатая папироса.

По предварительным данным, отряд вышел в оперативный тыл 197-й пехотной дивизии вермахта, входившей в один из корпусов 4-й полевой армии генерал-фельдмаршала фон Клюге. Крайновцам еще только предстояло уточнить, что дивизия эта состояла из 321-го, 332-го и 347-го пехотных полков, 229-го артиллерийского полка и тяжелого артиллерийского дивизиона двухбатарейного состава. В начале восточной кампании 197-я дивизия входила в резерв штаба ОКХ — главнокомандования сухопутной армии — при группе армий «Центр», но затем провалившийся «блицкриг» бросил и эту дивизию на передовую, в подмосковную мясорубку. Эта пехотная дивизия прошла пешим порядком от самой границы. Темпы наступления давно снизились с сорока пяти километров до трех-четырех в сутки, и, наконец, дивизия и вовсе остановилась. Солдаты были измучены. Но пока они ругали только погоду и русские дороги. В вермахте 197-ю шутя называли «дивизией по расчистке шоссейных дорог». Но она так и не сумела выбраться на оперативный простор Минского шоссе.