Николай Борисов - Дмитрий Донской

Известно, что старшие жены монгольских ханов имели большую власть и нередко фактически управляли государством в периоды междуцарствия. С кончиной правителя наступал «час вдовы». Он мог продолжаться и несколько лет. Но неизменно заканчивался жестокой казнью регентши. И на то были свои причины. Верховная власть состоит не из одних лишь дворцовых интриг. По-настоящему крепкой ее делает только война или подготовка к ней. Помимо этого, верховная власть по природе своей иррациональна и требует от правителя соответствующего поведения: необъяснимой смеси беспечности и осторожности, жестокости и милосердия, коварства и великодушия, скупости и щедрости. Ханские вдовы при всей своей изворотливости не могли понять всю сложность психологического аспекта верховной власти и выстроить адекватную линию поведения. Их мелкотравчатая политика при определенных обстоятельствах могла привести к крушению хрупкого степного государства…

Вдова Узбека и мать Джанибека знаменитая ханша Тайдула — имя ее в «обрусевшем» произношении носит город Тула, некогда входивший в состав ее владений, — после смерти мужа и сына стремилась стать регентшей при любом номинальном правителе Орды. Ради этого она решилась нарушить древнюю традицию престолонаследия. В борьбе за верховную власть она сделала ставку на боковую династическую линию — потомков братьев Батыя Шибана и Тангута (267, 41). Это были захудалые роды, прежде не смевшие и мечтать о ханском троне. Теперь они оказались героями дня. Когда хан Наврус, принадлежавший к потомкам Тангута, взошел на трон Золотой Орды, все поняли, что в степях произошла своего рода династическая революция. Кто «был ничем», тот «стал всем».

Однако искусная в интригах ханша была беспомощна в стратегических вопросах. Она не поняла, что открывает ящик Пандоры. Пример худородного Навруса показывал путь к верховной власти любому из многочисленных потомков Джучи. Следствием такого династического «равенства» стала война всех против всех.

Вскоре потомок Шибана по имени Хызр-хан поднял мятеж против Навруса и захватил Сарай. Свергнутый хан вместе с сыном был убит, а старая ханша Тайдула жестоко казнена.

Не прошло и года, как против Хызра был составлен заговор (1361 год). Улучив удобный момент, правителя убил, по одним сведениям, его брат Мюрид, по другим — сын Тимур-Ходжа (267, 42). Сбивчивость источников оставляет место и для третьей версии: хан пал в бою с очередным мятежником из числа потомков Джучи (266, 124).

Отцеубийца Тимур-Ходжа продержался на золотом троне около месяца. Затем он вынужден был бежать в степи, и трон захватил — всего лишь на один месяц — Орду-Мелик. Но не успел тот расположиться в Сарае, как против него выступил внук хана Узбека Кильдибек. Этот «царевич», по некоторым сведениям, был самозванцем и не имел ничего общего с правящей династией. Вскоре против него начал войну брат Хызра Мюрид (Мурад, Мурат). Разгромив и уничтожив самозванца, Мюрид, однако, не успел утвердиться на троне. Его опередил потомок Шибана Мир-Пулад. Этот, в свою очередь, был изгнан из Сарая потомком Узбека ханом Абдаллахом (зима 1362/63 года), за спиной которого стоял могущественный временщик Мамай. Через полгода Абдаллах был изгнан из Сарая ханом Мюридом.

Вся эта бесконечная смена правителей напоминает борьбу Рюриковичей (Ольговичей и Мономашичей) за киевский «золотой стол» после распада единой Киевской Руси. И это сходство далеко не случайно. Как и восточнославянское общество XII века, монгольское общество времен «великой замятни» было весьма архаичным. (Пользуясь терминологией советской историографии, его можно назвать раннефеодальным.) Основная масса населения — простые кочевники — жила по нормам обычного права. Государственный аппарат находился в зачаточном состоянии и не мог служить амортизатором династических конфликтов. За каждым из потомков Джучи стояла та или иная группа родо-племенной знати. Деньги имели значение только в городах. Степняки оценивали благосостояние человека количеством баранов в его стаде и лошадей в его табуне. Из «духовных ценностей» выше всего ценили смелость и удачу. Первобытные инстинкты раздувала охота с ловчими птицами — соколами и кречетами. Иногда для добычи и потехи всего соседства устраивали большую облавную охоту, стягивая всё живое в кольцо загонщиков…

Московские бояре внимательно следили за головокружительной сменой правителей в Орде. Новости обычно приносили торговавшие на Нижней Волге московские купцы или клирики Сарайской епархии. Митрополит Алексей везде имел своих доброхотов и получал самую свежую и достоверную информацию.

Дмитрий Суздальский весной 1360 года был утвержден на великом княжении Владимирском ярлыком хана Навруса. Его права подтвердил и сменивший Навруса хан Хызр. Мимолетное правление трех следующих ханов (Тимур-Ходжа, Орду-Мелик и Кильдибек) стало временем тревог и небывалых унижений для русских князей.

«Вообще же, как известно, русские князья ездили в Орду после каждого нового переворота. Так было и со вступлением на престол Бердибека, и с воцарением Кульпы (и со смертью великого князя Ивана Ивановича); только по прибытии в Орду князья Кульпы уже не застали: на престоле сидел Наврус; в 1360 г. Навруса сменил Хидырь, и в 1361 г. князья поехали в Орду снова» (248, 312).

В этой поездке (лето — осень 1361 года) князья оказались в самой гуще свирепой ордынской усобицы. Их жизнь и честь теперь не были защищены ни блеском ханской пайзы, ни законами восточного гостеприимства.

Отсутствие общепризнанной и сильной центральной власти, с одной стороны, создавало для русских князей большие проблемы, но с другой — приучало их безнаказанно вступать в бой с ордынцами.

«С наступлением периода „великой замятни“ (1359 г.) золотоордынским правителям фактически стало не до Руси, так как в государстве шла непрерывная борьба за власть. В 60-е годы лишь отдельные феодалы, пытавшиеся обособиться и от Мамая, и от сарайских ханов, совершали грабительские набеги с собственными небольшими дружинами. При этом русские князья успевали немедленно принять против них ответные меры» (149, 208). Заметим, что сражения с этими «отдельными феодалами» были весьма полезны для русских, так как учили их преодолевать наследственный страх перед степняками и побеждать их в полевом сражении.

Чуждые степной пертурбации русские князья в 1361 году оказались ее пленниками и жертвами. Андрей Суздальский на пути из Сарая на Русь встретил ордынского князя Аратехозю и был окружен со всех сторон. С боем пробившись через татарские полки, Андрей вернулся на Русь «здрав». Константин Ростовский, задержавшийся по своим делам в Орде, был до такой степени ограблен, что на нем и его людях не осталось даже «исподних порт»; они «нази токмо живы приидоша пеши на Русь». Дмитрий Суздальский пересидел «замятню» в Сарае и «цел сохранен бысть». Не в добрый час собравшийся с данью в Орду князь Василий Михайлович Тверской вернулся на Русь из поволжского города Бездежа, так и не доехав до Сарая (248, 311).