Николай Борисов - Дмитрий Донской

Примечательно, что Арапша действительно появился в нижегородских владениях вскоре после битвы на Пьяне и разграбил то, что еще уцелело, — Засурье. «Того же лета Воложскиа Орды пришед прежереченны царевич Арапша и пограби Засурие и огнем пожже и отъиде с полоном в свояси» (42, 28).

Очевидно, Арапша был раздосадован тем, что какой-то отряд Мамаевых татар, воспользовавшись помощью мордовских князей, уже исполнил то, что поручено было ему: разграбил Нижегородское княжество.

В следующем, 6886 (1378) году Никоновская летопись отмечает еще два враждебных действия Арапши по отношению к Руси. Но судя по всему, составитель Никоновской летописи (или ее нижегородского источника) разделил на две годовые статьи (6885 и 6886) события осени 1377 года.

«Тое же осени царевич Арапша Воложскиа Орды изби гостей русских многих и богатство их все взя» (42, 28).

Заметим, что истребление на Волге русских купцов — своевременно осведомлявших своих соотечественников о намерениях татар — было обычным «предисловием» к набегу на русские земли. Так поступил несколько лет спустя и хан Тохтамыш, начиная свой стремительный поход на Москву. Однако у этой свирепой расправы с купцами была и другая сторона: упадок волжской торговли и сокращение таможенных поступлений в ханскую казну. Впрочем, это последнее могло только порадовать Арапшу: сидевший тогда в Сарае хан Каганбек был врагом Мамая, а значит, и самого маленького «царевича».

Истребив русских (в том числе, вероятно, и рязанских) купцов, Арапша «изгоном» (стремительным набегом) двинулся на Рязань. Этот набег застал рязанцев врасплох.

«Тое же осени царевич Арапша приходил на Рязань изгоном и много зла сътвори и возвратися въсвояси» (42, 28). Этот же набег в еще более мрачных красках представлен в так называемой Летописи Авраамки: «В лето 6886… И взяша тотарове Переяславль Рязаньскый, а сам князь Александр (в действительности Олег. — Н. Б. ) из рук убежа настрелан (ранен стрелой. — Н. Б .)» (34, 308; 44, 105).

Несколько месяцев кряду Арапша бесчинствовал на юго-восточных окраинах Руси, а затем каким-то образом занял Сарай, где сменил на троне Каганбека (265, 86). О его действиях в 1378–1380 годах ничего не известно.

Уход Арапши с исторической сцены был столь же неожиданным и загадочным, как и его появление. Все карты смешал новый фаворит удачи Тохтамыш. Вот как представляет эту историю современный исследователь истории Золотой Орды:

«Хан Синей Орды (Тохтамыш. — Н. Б .) вторгся в родовые владения Шибанидов и заставил местного правителя Каганбека (бывшего сарайского хана) признать его своим сюзереном. После этого Тохтамыш двинулся в Поволжье и, видимо, в начале 1380 г. оказался под Сараем. Хан Арабшах, к большому сожалению для Мамая, оказался не только талантливым полководцем и суровым правителем, но и трезвомыслящим политиком и понял, что в сложившихся обстоятельствах у него нет шансов сохранить трон. Во-первых, ему постоянно грозила опасность с запада, со стороны Мамая. Во-вторых, войска Синей Орды превосходили сарайскую армию по численности. Наконец, было ясно, что приведенные в покорность силой оружия русские княжества и племена Поволжья отпадут от Сарая при первой же неудаче. И Арабшах принял единственно разумное решение: он добровольно отказался от трона в пользу Токтамыша, который в ответ признал Арабшаха владетелем Улуса Шибана с правом передачи власти по наследству» (265, 92).

После этого Арапша навсегда отбыл в царство неизвестности, из которого и появился.

Вернемся к событиям 1378 года.

Мамай был сильно обеспокоен созданием московско-нижегородского дуумвирата. В этом союзе он прозорливо увидел ядро будущего объединения Северо-Восточной Руси. Для раскола этого союза он планомерно наносил удары по его более слабой составляющей — Суздальско-Нижегородскому княжеству. К лету 1378 года следует отнести помещенное в Рогожском летописце под 6886 годом сообщение о набеге каких-то неизвестно чьих «татар» на Нижний Новгород:

«Того же лета приидоша татарове изгоном к Новугороду Нижнему, а князя в Новегороде несть, а люди ся розбегли, гражане град повергъше побежаша за Волгу, и в то время приеха с Городца князь Дмитреи и виде град взят и посла к татаром, дая окуп з города, они же окупа не взяша, а град пожгоша в самый Боришь день (24 июля, день памяти святых князей Бориса и Глеба. — Н. Б .), а на завътрее от града отидоша и идучи повоеваша Березово поле (волость к востоку от Нижнего Новгорода. — Н. Б .) и уезд весь. Тогды у Святаго Спаса иконы пожгоша и двери выжгоша чюднее, иже беша устроены дивно медию золоченою» (43, 133).

Никоновская летопись сообщает некоторые подробности события. Напавшие на Нижний Новгород татары были «Воложскиа Орды Мамаевы» (42, 42).

Примечательно, что этот набег состоялся незадолго до нашествия посланного Мамаем «царевича» Бегича на рязанские (и далее — московские) земли и битвы на реке Воже 11 августа 1378 года. Отправляя отряд в набег на Нижний Новгород, Мамай хотел запугать суздальских князей, заставить их остаться в своих собственных владениях и не участвовать в назревшем московско-ордынском столкновении.

Наученная горьким опытом трагедии на Пьяне, нижегородская сторожевая служба вовремя заметила приближение татар. Князь Дмитрий Суздальский, находившийся тогда в Нижнем Новгороде, как и год назад, не решился вступить в бой с татарами и предпочел бегство — на сей раз в удельную столицу своего брата Бориса — Городец. Этот город, расположенный на Волге в 50 верстах выше Нижнего Новгорода, был для Дмитрия удобным транзитным пунктом в случае дальнейшего бегства от татар. Горожане последовали его примеру и разбежались кто куда, оставив опустевший город на произвол судьбы.

Но когда первый страх прошел, Дмитрий Суздальский решил напомнить о себе и предпринять какие-то действия. Желая спасти Нижний Новгород от повторного разгрома, он предложил степнякам выкуп. Однако то ли выкуп показался ордынцам слишком малым, то ли они имели строгий наказ Мамая не вести переговоров с русскими, — но это предложение было отклонено. Нижний Новгород и его окрестности вторично были разграблены и выжжены татарами. Главная святыня города — Спасский собор — подверглась полному опустошению. Даже иконостас и медные позолоченные двери были сожжены — безусловно, с назидательной целью.

Предложенный Дмитрием Суздальским выкуп был своего рода «частной сделкой» с нагрянувшими в город татарами. Такая уступка их не устроила. Судя по всему, они требовали выплаты всей суммы ордынского «выхода». Начиная с 1374 года, когда началось «розмирие» русских князей с Мамаем, дань в Мамаеву Орду не выплачивалась. Возможно, задержки дани начались уже в 60-е годы в связи с «замятней великой» в Орде (206, 70). За эти годы накопилась значительная сумма, которую Дмитрий Суздальский при всем желании сразу выложить не мог. Ему оставалось только, затаившись в Суздале, под прикрытием великокняжеского Владимира, ждать исхода московско-ордынского противостояния.