Капитолина Новоселова - Звезда Альтаир

— Ой уморил, ой уморил, батюшки! Это что же за проказник? Ой, что же это за шалун такой? — Он схватил Василия Лаврентьевича за плечо, и, хохоча, теребил его. Отсмеявшись, но все еще всхлипывая, генерал-губернатор вытер платком усы и лоб и сел на место.

— Ну, Василий Лаврентьевич, винись: за что?

— Да ведь за что? Без ведома администрации, когда никого на месте не было, занял самовольно под музей пустующее здание Народного дома.

— И это — все? Теперь вы довольны?

— Ку-уда! Лучше и не надо. Самарканд ведь особый город. В нем музей обязательно нужен. И хороший музей.

— Ну, пользуйтесь! Нет худа без добра. Я вызвал вас, Василий Лаврентьевич, чтобы сообщить, что Лондонское королевское географическое общество жалует вас за открытие обсерватории Мирзы Улугбека золотой медалью и избирает в почетные члены общества. Понимаете ли вы, что вас, как ученого, признали за границей? — Генерал-губернатор протянул Вяткину синеватую плотную бумагу и пожал руку.

— Весьма благодарен, весьма благодарен, — бормотал Вяткин, а сам думал о том, что уж теперь-то здание непременно останется за музеем и победа — на его стороне.

Незаметно отошли осень и зима, холода сменились теплом, Эгам-ходжа и Рустамкул Тегермонташ весь участок музея засеяли клевером, между рядками насадили магнолий и липок, жасмина и дубков, декоративных вишен и боярышника. Все цвело, серебристые тополя шелестели листвою; вдоль музейного фасада выстроились шпалерами молодые чинары; Вяткин стенд за стендом прилаживал в залах своего «готического» здания, и только цветные тени витражей отмечали для него промелькнувший день: тени ложились с востока и с запада.

В марте приехал новый губернатор «из числа лиц, понимающих задачи Российской империи в странах восточных окраин», грузин средних лет Илья Зурабович Одишелидзе.

Настоящий восточный князь, как он сам говорил, «самого высшего качества грузинской крови», с замашками деспота и с аппетитами «калифа на час», он сразу не понравился в Самарканде. Любитель широко пожить за казенный счет, он тут же потребовал, чтобы освободили несколько выгодных «синекур» для близких ему людей. В частности, ему показалось выгодным использовать для «своего человека» должность советника при губернаторе области, которую занимал Вяткин. Брат его жены хотел бы занять этот выгодный пост.

Придравшись к тому, что Вяткин работает не в Правлении, а в музее, он решил перевести его на какую-то другую, мелкую должность.

Но решительно восстал Папенгут. И пошла писать губерния! В Ташкент посыпались письма с обеих враждующих сторон, и каждый хвалил или ругал Вяткина.

Но в каком-то возрасте каждый человек достигает такого положения, при котором и хорошее и плохое, сказанное в его адрес, остается, как говорится, на весу. Такой человек пренебрегает всем, что о нем говорится, и идет раз и навсегда избранным им путем. Вяткину было безразлично, как относится к нему новый губернатор, как было безразлично отношение и всех предыдущих его начальников. Убрать Вяткина с горизонта все равно никто не может.

Поэтому он, получив приглашение явиться, не тотчас отправился к генералу Одишелидзе.

— К нам, в наш забытый богом угол, — громогласно заявил Одишелидзе, — приезжают европейские ученые! А посему я вам приказываю: не позже завтрашнего дня открыть ваш музей. И подготовьтесь к экскурсии по городским древностям, я сам буду проверять вас. Я поставлю кое-кого на место!

— Я прошу вас, ваше превосходительство, дать письменное распоряжение о немедленном открытии музея, который, с моей точки зрения, еще не может быть открыт. Иначе я приказа вашего не смогу выполнить. Что же касается проверки, то… мне, извините, неизвестно, какое у вас имеется право учинять личные экзамены чиновникам, которые аттестованы свыше. Позвольте идти? — И, не ожидая разрешения, вышел.

Музей он открыл не на следующий день, а в начале апреля. Согласно обычаю, был приглашен священник и отслужен молебен. После молебна был торжественный акт, на котором присутствовало, — уж этого Вяткин никак не мог ожидать, — не менее тысячи человек. Пришла вся русская интеллигенция, было неожиданно много представителей интеллигенции местной: врачей, художников, учителей медресе и мактабов, даже мулл крупных мечетей.

Василий Лаврентьевич произнес приличествующую случаю речь.

— Теперь, — говорил Василий Лаврентьевич, — когда у Самарканда есть большой отличный музей, можно показать, насколько развита культура Востока. Явилась возможность демонстрировать результаты раскопок обсерватории Мирзы Улугбека, городища Афрасиаб и многое другое. Это сблизит русских и местных жителей, будет способствовать возникновению дружбы и взаимного уважения.

На следующий день и даже неделю спустя все газеты Туркестанского края пестрели сообщениями об открытии музея в Самарканде; называли имена Рустамкула Тегермонташа, его сына Зор-Мухаммеда, Эгама и Эсама-ходжу, Абу-Саида Магзума и Таджиддина-хакима, вложивших много труда и сил в это доброе дело.

Самаркандский губернатор Илья Зурабович Одишелидзе скрипел зубами. К нему шли бесчисленные письма, в которых учебные заведения, попечительства, добровольные общества, землячества, кружки разных городов Туркестанского края запрашивали губернатора, когда можно будет их экскурсиям посетить исторический город Самарканд, с его памятниками и музеями (!), чтобы Василий Лаврентьевич Вяткин сам им все показывал.

— Пусть Вяткин напишет все, что он знает об этих развалинах, — говорил генерал, — мои люди это выучат, и мы сможем обходиться без его помощи. Кроме того, мы будем теперь за каждую экскурсию брать деньги.

Умудренный опытом Папенгут отрицательно мотал головой:

— Невозможно, это — невозможно! Невозможно выучить все, что знает о Востоке и о Самарканде Вяткин. Для этого надо столько же учиться, сколько учился сам Вяткин: сорок лет. Кроме того, для этого необходим талант.

Окончательно Одишелидзе оставил мысль о снятии или перемещении Вяткина, когда получил из Ташкента секретную депешу. Генерал-губернатор Туркестанского края в очень любезных, но категорических тонах писал, что одна высокопоставленная персона (называть которую в письме он не имеет возможности), по причинам политического характера имеющая сохранить свое инкогнито, в конце апреля текущего года предполагает посетить Самарканд. Для охраны и конспирации с персоной едут старшие группы Ташкентского имени Наследника цесаревича кадетского корпуса, под командой члена Русского географического общества обер-офицера для особых поручений при директоре корпуса, штабс-капитана Ситняковского.