Игорь Ротарь - Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина [калибрятина]

ценят», – сетует он. Дмитрий предполагает, что, возможно, срабатывает временной эффект:

прошлое всегда привлекательно. «Может быть, лет через двадцать с теплотой будут вспоминать

и о нас, американцах», – надеется бывший москвич.

Дмитрий клятвенно уверяет, что все разговоры о беспорядочных обстрелах мирных жителей,

которые устраивают американцы, – выдумка. По его словам, американские войска пытаются

быть предельно корректными с местным мирным населением и вообще с гражданскими.

С вежливостью американских военных довелось столкнуться и мне. В кишлаке, из которого

всего несколько дней назад ушли талибы, бывший со мной афганский журналист

сфотографировал колонну американских БТРов. Боевые машины остановились, из них высыпали

вооруженные до зубов военные.

«Сначала мы подумали, что это пистолет, и чуть не открыли по вам огонь. Снимать

военнослужащих в зоне боевых действий категорически запрещено. Мы забираем фотокамеру на

базу, вам ее вернут после проверки», – обратился к незадачливому фотографу натовский офицер.

К моему удивлению, мой коллега не испугался и сказал, что раструбит на весь мир, что его

ограбили американские оккупанты. Натовец откровенно смутился: «Подождите, я свяжусь с

командованием».

После недолгого телефонного разговора американец объявил, что возвращает камеру, но

сфотографирует журналиста на всякий случай. «У нас строгая инструкция вести себя вежливо с

мирным населением, уважать обычаи афганцев. На задания, чтобы избежать недоразумений, мы

выезжаем только с переводчиком. Стрелять мы можем лишь в том случае, если твердо уверены,

что нашей жизни угрожает реальная опасность», – объясняет Дмитрий. И добавляет, что делается

это не из гуманизма: командиры понимают, что лишние жертвы лишь озлобят население.

Увы, попытки американцев не раздражать местных тщетны. Избежать гибели мирных

жителей американцам все-таки не удается. «Талибы обстреливают нас из кишлаков, а когда мы

открываем ответный огонь, то гибнут не только боевики, но и женщины, дети», – говорит

Дмитрий. «С каждым днем нас ненавидят все больше и больше», – неожиданно признается он.

Проблемы в головах

Когда я вошел в женскую школу города Кундуза, то и школьницы и учительницы бросились

врассыпную. Они не хотели фотографироваться и пытались закрыть лицо. «Мои ученицы боятс я,

что снимки их открытых лиц появятся в газете, считая, что это почти бесчестье. Увы, в нашем

обществе сохраняются такие чудовищные предрассудки!» – жалуется мне директор женской

школы города Кундуз, учитель математики Маштун Негзат.

В афганской женской школе

Афганская таджичка Негзат производила впечатление очень энергичной и эмансипированной

женщины, что для афганской провинции совсем нетипично. Она очень напомнила тип «хорошей

учительницы-энтузиастки» из соседнего Таджикистана времен СССР. Меня директор приняла

очень радушно; мне показалось, что ей хотелось пообщаться с иностранцем, который, в отличие

от местных мужчин, не считает женщину «человеком второго сорта».

«Каждый поход девочки в школу – это «маленький подвиг». Талибы угрожают родителям

учениц, не раз звонили с угрозами и в школу. Были случаи, когда школы травили газом или

обстреливали из гранатомета», – рассказывает директор. Однако, по мнению Негзат, главная

проблема все-таки не в талибах, а «в головах афганцев». «Я, например, ненавижу паранджу, но

вынуждена ходить в ней. Иначе моего мужа, кстати, тоже образованного и вполне современного

человека, подвергнут бойкоту, люди попросту перестанут с ним общаться!» – жалуется она.

Директор женской школы Маштун Негзат

По ее словам, в кафе женщину никогда не обслужат в общей комнате, им полагается есть в

отдельном помещении. Кроме того, им запрещено пользоваться мобильными телефонами. На

женщину с трубкой на людях будут смотреть как на проститутку. «И это наш преимущественно

таджикский Кундуз, где большинство жителей таджики, – это еще относительно цивилизованное

место. В пуштунских районах все гораздо хуже», – подытоживает она.

Слова женщины недалеки от истины: чтобы убедиться в этом, достаточно поездить по стране.

Так, накануне ввода войск натовской коалиции в Афганистан (уже после начала авиаударов) я

побывал в афганском городке Имам-Сахиб, где располагался штаб Северного Альянса,

воюющего против талибов. Я много общался с полевыми командирами Альянса – этих людей

нельзя было назвать демократами даже с большой натяжкой. Почти все они были уверены, что

Афганистан должен жить по законам шариата, а место женщины – возле детей и на кухне.

Негзат откровенно смеялась над потугами Запада строить в Афганистане демократическое

общество. «Это все равно что не знающему счета человеку объяснять высшую математику. Мы к

этому совершенно не готовы», – утверждала она.

«Все талибы – пуштуны»

«Не все пуштуны талибы, но все талибы пуштуны», – говорят в Афганистане. На севере

страны компактно проживают узбеки и таджики, и вот там талибов не любят. Север несколько

менее исламизирован, чем пуштунский Юг, хотя и этот регион крайне консервативен по

сравнению с более-менее светской Средней Азией.

В беседе со мной очень многие афганские узбеки и таджики говорили, что лучше после

«освобождения» их натовской коалицией не стало. «Какими плохими ни были талибы, при них

был порядок. Преступности мы не знали: машины на ночь оставляли открытыми. Сейчас же

кругом воровство, дикая коррупция. Талибы ушли в подполье, но не смирились. Они устраивают

теракты, убивают мирных людей», – рассказал мне один из местных жителей. В то же время и

возвращения талибов здесь ждут со страхом. Афганцы опасаются, что те начнут выявлять

сотрудничавших с «кафирами» коллаборационистов и закончится это все этническими чистками.

Американский бензовоз, взорванный талибами

Из жизни контрабандистов

Таджикистан от Афганистана отделяет лишь река Пяндж, которую в верховьях Памира

можно преодолеть даже вброд. Граница толком не охраняется, и контрабанда здесь – рутинное

явление. Я решил вместе с контрабандистами попасть на афганский Памир – конечно, в рамках