Николай Дмитриев - Мстера рукотворная

В книге рассказано о многих художниках разных поколений. Но было бы не только несправедливым, но и неверным не рассказать подробнее о самом Николае Григорьевиче Дмитриеве, место и роль которого в искусстве Мстеры значительна не менее тех, о ком он написал так любовно и вдохновенно.

Биография Дмитриева неотделима от жизни промысла. Он родился во Мстере в 1916 году. С детства его окружала атмосфера художественных ремесел, дух уважения к труду, ручному мастерству. Его дед со стороны отца плел лапти, да такие, что «вроде не кочедыком сработаны, а иглой тонкой прошиты», — рассказывала ему в детстве бабушка. К тому же дед был причастен к иконописи и знал многие другие ремесла. Внук его не помнил, но с детства с уважением относился к дедовым инструментам: «Бывало, залезу на чердак и разбираю инструменты деда — шершепки, скобели, долота, рубанки, молотки деревянные и металлические цельнокованные. И среди них всегда находил кочедык, и тогда мне хотелось плести лапти, такие же красивые, какие плел дедушка», — вспоминает художник.

Дед Дмитриева со стороны матери был чеканщиком — мастером «золотые руки». Об отце — старейшем мстерском иконописце, затем миниатюристе Григории Тимофеевиче Дмитриеве — автор пишет в книге. Мать, Мария Петровна, была вышивальщицей, долгое время работала в прославленной мстерской артели художественной вышивки имени Н. К. Крупской. В 1930-е годы делегаткой от мстерских кустарок участвовала в первом съезде Промкооперации в Москве. Как талантливая художница-вышивальщица известна двоюродная сестра автора Татьяна Мефодиевна Дмитриева-Шульпина, ныне заслуженный художник РСФСР.

Материальная культура народа неотрывна от духовной. Отец и мать Дмитриева обладали прекрасными голосами, отец пел в хоре. А бабушка привила внуку любовь к сказкам и народным поверьям. Для понимания среды и обстановки, в которой рос и воспитывался будущий художник, приведем отрывок из не вошедшего в книгу очерка «Бабушкино наследство». «Бывало, длинными зимними вечерами в пору моего детства сидели мы вдвоем с моей бабушкой Ульяной Ивановной в полумраке, потому что лучина горела над маленьким деревянным корытцем, наполненным водой. И сейчас в глазах встают видения, связанные с темнотой. Колеблющееся пламя лучины то чуть вспыхивало, то погасало. Все, что отгорало, падало в корытце с водой и шипело. Мне почему-то становилось грустно. От неровного горения огня шевелились и корчились на стене маленькой нашей избы живые тени. В четырех углах ее совсем было темно. И тогда мне становилось страшно, и казалось, что в каждом углу живет по ведьме. А на печку я боялся даже взглянуть, там была тьма-тьмущая... Там, наверное, давно лежит и греется домовой, и как только я полезу на печку, он меня тут и схватит... Хорошо с бабушкой, она от домового слово знает. Двигаясь по лавке вдоль стены, я ближе подсаживаюсь к бабушке, а бабушка сидит за прялкой, как будто не замечает меня, то и знай муслякая пальцы слюной, дергает льняную кудель, крутит веретено и прядет длинную суровую нить. Кажется, этой бесконечной нити и конца не будет. Мне очень скучно. Я пристаю к бабушке и прошу ее рассказать мне сказку...»

В этом описании не только факты личной биографии художника. Оно отражает типичные условия жизни и воспитания крестьянских детей. От земли впитывали они любовь к родному краю, поэтическое отношение к природе, к человеческой жизни вообще — характерные черты народной культуры с ее цельностью мировосприятия и мировоззрения. Именно эти приобретенные еще с детства черты привели Дмитриева в искусство Мстеры и спустя много лет помогли так искренне и взволнованно написать о нем книгу.

Окончив в 1936 году Мстерскую профтехшколу, Дмитриев поступил в Ивановское художественное училище. Но Великая Отечественная война прервала ученье. Художник стал участником обороны Москвы, Сталинградской битвы. Там, под Сталинградом, он был принят в ряды Коммунистической партии.

После демобилизации из армии, с 1946 по 1950 год, художник работал в артели лаковой миниатюры. А потом более тридцати лет преподавал в Мстерской художественной школе. Как автор многих произведений, отличающихся своеобразием почерка, и участник многих художественных выставок в 1963 году он был принят в Союз художников СССР.

Активная творческая и педагогическая деятельность рождала немало вопросов и размышлений. Появились записи, с годами их накопилось немало. Из них и родилась настоящая книга.

Думается, что значение и интерес к ней будут возрастать тем больше, чем дальше в прошлое уйдет время создания лаковой миниатюры Мстеры. Книга посвящена и адресована молодым художникам промысла, она зовет к подлинно творческому развитию традиционного народного искусства.

И. Я. Богуславская

Современная Мстера — рабочий поселок, привольно раскинувшийся на холмистом правом берегу реки Клязьмы в ста десяти километрах от древнего Владимира в сторону Горького. В прошлом он был погостом Богоявленским удела Ромодани, входившего в состав Стародубского княжества. В XVII веке, с которого начинаются исторические свидетельства о Мстере, это было уже бойкое ремесленно-торговое село — слобода Богоявленская. Малоземелье заставляло слободян обращаться к ремеслам.

После раскола в русской церкви при патриархе Никоне часть жителей слободы составляли старообрядцы, что оказало значительное влияние на характер мстерской иконописи. В одном из своих направлений она постоянно тяготела к подражанию старинным образам, к их прямому повторению. Мастера с желанием и знанием дела создавали иконы в древних стилях — новгородском, московском и строгановском. На основе глубокого знания старинных писем во Мстере было широко развито искусство реставрации древнерусской живописи. Из среды мстерских иконописцев вышли известные советские мастера реставрационного дела: Н. П. Клыков, А. И. Брягин, Н. И. Брягин, Е. И. Брягин, А. Ф. Котягин, В. Н. Овчинников, И. А. Баранов, Н. А. Баранов, В. О. Кириков.

К середине XIX века производство икон во Мстере было сосредоточено в нескольких мастерских, хозяева которых ставили перед собой различные цели. В одних мастерских готовили «подстаринные» и другие дорогие иконы; в других писали дешевые, так называемые расхожие, наводняя этим сомнительным товаром рынок. Дорогая «стильная» икона в редких случаях была идентична подлиннику; в той или иной мере стиль образца претерпевал изменения в зависимости от особенностей творческой манеры и вкусов мастеров. Новгородский и строгановский «стили» понимались ими относительно, в каких-то частностях мастера всегда отступали от иконографического канона и более вольно трактовали иконописный подлинник.