Владимир Мещерский - Письма к императору Александру III, 1881–1894

Я сахарное дело, – продолжал Мансуров, – давно знаю до Д[епартаме]нту экономии. Оно всегда состояло из обманов. Правительство всегда было надуваемо сахарозаводчиками. Три раза при мне поднимали акциз на сахар, Абаза сам с торжественною гордостью говорил в Комитете министров о том, что они, сами сахарозаводчики, предложили правительству возвышение акциза. Мы Муции Сцеволы [513], мы римляне, говорил Абаза, мы сами на себя предлагали налагать руки. Все слушали с благоговением и развеся уши! А так ли это? Жаль, что меня не было. Я бы ответил Муциям Сцеволам: неправда, древние римляне, вы опять надуваете правительство: вы скрываете от него то, что обложение берковца [514]акцизом в 80 копеек, благодаря техническому совершенствованию вашего производства, выходит не 80 коп. с берковца, а 40 копеек, потому что казна считает, что вы из берковца свеклы делаете столько-то сахару, а благодаря вашей технике вы делаете из берковца не столько, а почти вдвое больше!

Но та же техника, которая у сахарозаводчиков помогает им обманывать казну и платить гораздо меньше на самом деле, чем берет с них казна, та же техника оказывается бессильною, когда нужно ее применять к удешевлению производства сахара, как за границею. Тут гг. сахарозаводчики уверяют, что они ничего не могут; ни гроша удешевления, следовательно, один способ их спасти это нормировка, дабы сахар не мог слишком дешеветь. Вот где обман.

– Что же по-вашему желать нужно? – спросил я Мансурова.

– Как что? Чтобы Государь прозрел истину, и тогда Он не только решит против нормировки, но вероятно самый вопрос раз навсегда отстранит от обсуждения.

Не могу сказать, как мне отрадно было слушать все эти мысли. Elles disaient mon secret [515].

Ободренный ими, я написал статью против нормировки в своем Дневнике вторую [516].

Да, кажется мне, что какой бы ни был исход вопроса в Комитете министров, если бы Государь на мемориуме Комитета министров, согласившись с мнением хотя бы одного против нормировки, начертил бы слова с таким примерно смыслом: « Желал бы, чтобы такие вопросы не вносились более в круг государственных вопросов », какое огромное нравственное значение имели бы такие слова на весь строй государственной морали.

Ужасно низок стал уровень этой морали. Такое дело, как нормировка сахарного производства, напоминает государственные дела и финансовые предприятия при Людовике XV, когда иные министры под прикрытием разных громких фраз являлись с проектами собственного обогащения под ярлыком государственных вопросов.

Давно не получал пакетов от Главного управления по делам печати с надписью « нужное » и с просьбою явиться для объяснений. Мне казалось, что я привык уже умерять свой язык настолько, чтобы не подпадать под объяснения ! Увы, сегодня застаю такой пакет. Ломаю себе голову: в чем mea culpa [517]? Перебираю в памяти все мною написанное, ничего не припоминаю преступного. Разве этот проклятый сахарный вопрос, думаю… Перечитываю статьи. Не нахожу в них резкостей. Разве то, что я задел великого Абазу, будет мне вменено в преступление?

Часа через два разъяснилось недоумение. Был я у И. Н. Дурново. Он провел вечер накануне у графа [Д. А.] Толстого. Граф ужасно встревожен сахарным вопросом и между прочим недоволен нападками моими на сановников, защищающих нормировку, и даже жаловался Государю.

Я разинул рот.

– Как, – говорю я, – граф Толстой против меня в этом вопросе, не может быть.

– Не против вас, а против ваших инсинуаций.

– Каких инсинуаций?

– А вот, что вы как будто даете понять, что Государя в этом вопросе обманывают.

– Да ведь это правда, а главное, сколько мне кажется, у меня нет ни одной резкости, у меня мысли изложены прилично, с уважением к предмету и к лицам.

– Совершенно верно, и я сказал графу Толстому, что по-моему ваша статья гораздо сдержаннее статьи « Моск [ овских ] вед [ омостей ]».

– А он что же?

– А он?.. Что он? Точно вы не понимаете! Он боится восстановить против себя всю партию защитников нормировки… Больше ничего.

– Да ведь он сам против же нормировки.

– Против, да; но, между нами говоря, он так боится партии противников, что если бы он вперед себя не заявил против нормировки, он, пожалуй, дал бы себя андоктринировать [518]. На него напустили Бобринских, Шуваловых, говорят что [Е. А.] Воронцова[-Дашкова] тоже на их стороне, так что гр. Толстой, entre nous soit dit [519], представляет себе целую громадную политическую придворную партию, которая непременно будет ему мстить за то, что он по сахарному вопросу идет против них. Вот вам и все!

При этом Дурново рассказал мне в высшей степени характерный диалог между гр. Толстым и Вел. Кн. Михаилом Николаевичем. Вел. кн. Мих[аил] Ник[олаевич] упрекал Толстого за статьи Каткова против Абазы:

– Помилуйте, он член Госуд[арственного] совета!

– А когда все газеты писали против меня, ваше высочество, никто ведь за меня в Госуд[арственном] совете не вступался, а я ведь был член Госуд[арственного] совета, такой же, как Абаза.

– Да, но вы были министр.

– Министр, да, но и член Госуд[арственного] совета.

– Прежде всего вы были министр.

– Значит звание министра это brevet [520], дающее привилегию на право быть руганным в печати, – ехидно и удачно сострил Толстой.

Смею мою последнюю статью о нормировке поместить в Дневник [521].

Я старался уяснить себе: да кто же инициаторы этого дела? Одни уверяют, что А. А. Абаза. Оказывается, что не совсем так. А. А. Абаза составлял по этому вопросу записку, как знаток этого дела, – это правда; но он же, составив эту записку, взял и уехал в деревню… на все летнее время. Вдруг, в течение этого летнего сезона, точно пожар, вспыхивает это дело о нормировке сахарного производства, – и скорее, скорее, давайте решать этот вопрос, точно России грозит смертию открывшаяся опасность, если в течение лета 1886 года не будет обсужден в Комитете министров вопрос о нормировке сахарного производства. И А. А. Абазу настоятельно и экстренно требуют из деревни в Петербург с тем, чтобы на него возложить защиту записки в Комитете министров. Ясно, следовательно, что есть какой-то таинственный двигатель этого вопроса, где-то скрытый в тайниках Министерства финансов. А кто он? – не могу узнать. А что есть двигатель, и двигатель, весьма заинтересованный как можно скорее этот вопрос провести, доказывается именно тою быстротою, с которою, в отличие от всех других дел, это именно дело ведется на парах. Не успело еще кончиться лето, не успел отдохнуть от поездки заграницу министр финансов, как уже проект нормировки поступает в Комитет министров, призывается действительный тайный советник Абаза, и т. д. Затем, теперь, не успел проект нормировки пройти в Комитет министров и вызвать решение, в силу которого ему надлежит поступить на вторичное обсуждение в присутствии всех министров, как уже во вторник , 28 октября, этот проект поступает на обсуждение Комитета министров; вызывается, по телеграфу, министр Двора, только на день заседания, и не дожидаются возвращения управляющего Морским министерством, адмирала Шестакова.