Владимир Мещерский - Письма к императору Александру III, 1881–1894

– Грешно вам К[онстантин] П[етрович], ей Богу, грешно, – указывая на эти неизрасходованные 120 тысяч.

– Что прикажете делать, – отвечает К[онстантин] П[етрович]. – Людей нет, что мне с деньгами делать.

– А это говорить еще грешнее, – отвечает ему собеседник, – ищите людей, они прийдут…

Характерно сопоставить этот эпизод с моею на днях беседою с К[онстантином] П[етровичем], когда я ему сказал, что его долг поддержать меня в предпринимаемом нами без корыстных расчетов полезном деле издания « Воскресенья », причем я умолял его отпускать 3000 р. на 1000 экз. для церк[овно]-прих[одских] школ.

– Куда, у нас гроша медного нет, – воскликнул он, поднимая руки к небу, – да и то сказать, надо посмотреть, какое издание еще будет, вот я все собираюсь издавать листок для народа, да что прикажете делать, людей нет, никого не найдешь.

– Что же, – вырвалось у меня с негодованием, – вы сомневаетесь, что мы нигилистическое издание будем пускать в народ… Нехорошо, К[онстантин] П[етрович], вы всегда так, всех осуждаете, все критикуете, это не так, то не хорошо, людей нет, а как начнут люди действовать, хотят полезное дело проводить, вы первый идете против них во имя сомнения и руки не протягиваете… А вот что у вас «Церковный вестник» [537]либерален, а вот что у вас в Москве издают духовные журналы либеральные [538], это небось вы допускаете.

– Ну, вы не отчаиваетесь, – поспешил меня успокоить К[онстантин] П[етрович], – если окажется, что ваш журнал хорош, можно будет кое-что для него сделать.

– А теперь нельзя, нельзя помочь началу дела, когда вы знаете, что оно трудно; когда дело окажется хорошим, Бог даст, после его начала, тогда оно само себя вывезет и выручит, и мне вашей помощи и не нужно будет. Ведь согласитесь, К[онстантин] П[етрович], что если бы все рассуждали как вы, тогда нельзя было бы начать дело. У нас всегда так, у благонамеренных. У врагов правительства всегда взаимная поддержка, чтобы начинать любое дело, а у нас мы всегда начинаем с того, что не поддерживаем того, кто начинает, и охотнее сочиним против него гадость или подозрение, чем протянем руку: « да как еще пойдет », « что еще будет », « как бы не украл, как бы не дал промах » и прочее, и прочее, вот с чего мы начинаем, когда кто-нибудь из наших приходит и говорит: «Ради общего дела, помогите мне встать на ноги…»

– Нет, – отвечают ему, – лучше упадите прежде и убейтесь, а потом посмотрим, нужно ли поднимать на ноги.

Имел долгую беседу с Вышнеградским. Он рассказал мне следующее. Получает он от Бунге извещение, что по Высочайшему повелению назначен членом Финансового комитета. Поехал он к Бунге. Бунге был с ним сдержанно и холодно любезен. На вопрос: что в записке, представленной им Государю и отданной на обсуждение Финансового комитета, заключается, Бунге сухо ответил:

– Она будет напечатана и роздана членам комитета.

– А нельзя ли, по крайней мере узнать, имеется ли в виду покрыть дефицит займом, – спрашивает Вышнеградский.

– Нет.

– Может быть имеется в виду какая-нибудь операция с кредитными билетами?

– Нет!

– Ну так слава Богу, – сказал Вышнеградский, и они расстались.

Содержание записки Бунге так для него тайна доселе; но по городским слухам он узнал, что будто бы восполнить дефицит Бунге имеет в виду кассовыми остатками неиздержанных в разные годы сумм по сделанным займам, и этих остатков имеется кажется около 140 миллион[ов].

– А если это была бы правда, вы что, были бы за или против этого мнения?

– Безусловно против ; я считал бы преступлением коснуться этих сумм, так как это единственный и последний ресурс у Государя на случай войны, для покрытия первых расходов.

– Насчет покрытия дефицита, – сказал Вышнеградский, – то мне кажется, что было бы и проще и рациональнее прибегать к таким мероприятиям, которые не имели бы характер случайных, ad hoc [539], чрезвычайных и поспешно принимаемых мер, а напротив составляли бы, так сказать, осуществление какой-нибудь обдуманной и определенной системы. Не одно мероприятие, а ряд мероприятий, как выводы из известных принципов, должен покрывать дефицит. Я, грешный человек, смотрю на дело так: устранять дефицит значит не столько ограничивать нужные расходы, сколько увеличивать доходы. А если вы меня спросите, какие новые источники дохода я имею в виду, я бы немедленно указал на казенную продажу вина, на табачную монополию и т. д. Для первой имелась бы более или менее подготовленная армия разных инспекций М[инистерст]ва финансов, а что касается второй, то прежде чем учредить казенную монополию, я бы сдал на 3 года, например, табачную монополию в частные руки, чтобы посмотреть и изучить механизм дела, и затем уже воспользовался бы им и людьми, чтобы ввести казенную монополию.

Затем мы говорили о том, о чем желающие Государю блага и облегчения ему трудностей мечтают, о случае его назначения во главу финансового управления.

На это мне Вышнеградский сказал со свойственною ему искренностью:

– Как подданный моего Государя, я одно скажу: прикажут, прийму, помолюсь Богу и приймусь за дело, и конец, хотя, как человек, должен сознаться, что я бы предпочел видеть всякого во главе финансов, кроме меня, потому что критиковать легче, чем делать самому. Затем боюсь и другого. Я слишком новый человек, как государственный человек, и слишком забросанный клеветою человек, чтобы не сомневаться в том: могу ли получить то, без чего немыслима деятельность министра финансов, а теперь в особенности, это доверие Государя. Мне все страшно, не подвожу ли я своею негосударственною фигурою и своим формуляром сплетен и гадостей, на меня взводимых, самого Государя.

– Мне кажется, – отвечал я Вышнеградскому, – что вы преувеличиваете ваши опасения. 1) Государя видимо вдохновляет в каждую минуту, когда Ему предстоит решение какого-нибудь вопроса, наитие правды и меткого взгляда на вопрос. 2) Сколько мне представляется, Государь избрал самый верный путь предусмотрительности и предосторожности, назначив вас членом Госуд[арственного] сов[ета] по Д[епартаме]нту экономии прежде всего, а затем членом Финансового комитета. Ясно, что, назначив вам такой подготовительный путь, Государь достигает трех целей единовременно: во-первых, доверие Свое к вам Он ставит в зависимость от результатов вашего труда и вашей деятельности на этом подготовительном пути; во-вторых – вам дается возможность постепенно знакомить себя с государственною сферою лиц и учреждений и, так сказать, усваивать себе этот мир, и в-третьих – в разных мирах и слоях государственных и общественных верхов до того приучаются к вашей личности, что могу вас уверить, что теперь в гостиных Петербурга о вашем назначении, о возможности вам получить ответственный пост говорят одни: за , другие против , с полным спокойствием, как о явлении нормальном, для иных отрадном, для других [без]отрадном.