Самвел Аветисян - Между клизмой и харизмой

— Тост? Ну, хорошо. Одна завистливая, мерзкая и мстительная муха залетела как-то в чемодан, большой и холодный, как этот мир, и стала в нем жить-суетиться — есть, пить, гадить, сношаться, откладывать яйца. И задаваться вопросом: как это ее угораздило оказаться в чемодане? А главное — зачем? И чей это чемодан, и куда его тащат? И кто он, в конце концов, этот владелец чемодана? Короче, муха пожила, помучилась и вскоре сдохла, не найдя ответа. Так давайте же выпьем за мудрость не искушать судьбу пустыми вопросами, а просто жить и влюбляться.

— Во загнул!

— Мы что, мухи?

— А я бы не отказалась от саквояжа Louis Vuitton.

— Радуйся пока чемодану из Китая, Ольга. Вот начнет твой муж продавать больше пива, тогда и на лувитон с лабутеном деньги появятся. Ведь так, Родион? — Ярдов вилкой поддел ролл и попытался поднести его ко рту, но ролл рассыпался, и отдельные рисинки попали ему в бокал с вином. Этой же вилкой он старательно вызволил остатки ролла из бокала и сделал глоток. С остальными роллами он ловко справился уже голыми руками.

Вечер, как пишут в плохих любовных романах, переставал быть томным. Несмотря на первый день нового года, ресторан стал заполняться посетителями. Всякий гость, который узнавал Ярдова, набирался у барной стойки храбрости и смело направлялся к нашему столу, чтобы закрепить эту храбрость на брудершафт с нами. Вскоре братская компания удвоилась в размере, заняв все левое крыло ресторана. Ближе к сумеркам заиграла ванильно-мармеладная музыка про женщину в красном и про нее же в любви. Из-за столов попарно выползли изрядно романтические натуры и закружились в медляке. Воздух сделался глухим, и над пьяными окриками повис тлетворный дух. Гул нарастал. Шаркающей кавалерийской походкой, расталкивая танцующих, к сцене подошел Ярдов. Внезапно музыка запнулась. Гул затих. Ярдов впрыгнул на подмостки и, затянувшись косяком, зычно крикнул в микрофон:

— С Новым годом, обезьяны!

— Что-о? Он назвал нас обезьянами, я не ослышалась? — по залу прокатился недовольный ропот.

— С Годом обезьяны всех! — повторил Ярдов. — Предлагаю выпить за компанию Yardoff-самую крутую и успешную в прошлом году. — Зал облегченно выдохнул и дружно поддержал Ярдова.

— За нашу сплоченную команду! — К нам подкатил Тихон, плюхнулся в кресло и умудрился при этом не пролить виски. — Я вот хотел спросить, а что за кампания была, которой сели на хвост?

— Это к нему. — Алексей пнул меня в бок. От неожиданности я подпрыгнул (боюсь щекотки) и задел локтем лодочку с суши и роллами.

— Долгая история, неохота ковыряться в воспоминаниях, — буркнул я, собирая с себя в салфетку васаби, ошметки имбиря и авокадо и смахивая рисинки на пол.

— Судя по тому, что на столе появились абсент и лимончелло, мы никуда не спешим.

— Ладно, слушай. В Петербурге шла предвыборная кампания. Неизвестного тогда хозяйственника Яковлева двигал в губернаторы «Союзконтракт». Помнишь ножки Буша?

— Да я на этих окорочках вырос.

— Они торговали всем: сахаром, консервами, табаком, пивом. А водку «Зверь» помнишь? Со лживым слоганом «Похмелья не будет».

— Как не помнить? Я на этой водке…

— Озверел? Извини, не утерпел! Так вот, Питер был завешан немыслимым количеством билбордов, брандмауэров, перетяжек. Говорили, что одних только щитов было более полутора тысяч. А это чуть ли не треть адресной программы города. И знаешь, что было изображено на этих щитах? Обычно в таких случаях висит портрет кандидата в строительной каске или расстегнутой рубашке с засученными рукавами и слоганом «Я знаю путь к процветанию», «Я подниму Россию с колен». А помнишь, был такой кандидат в президенты Мартин Шаккум?

— Смутно.

— А я навсегда запомнил его слоган: «Чтобы власть взялась за ум, нужен президент Шаккум». Так вот, на этот раз картинка была следующей: на фоне зыбкой панорамы Петропавловской крепости — огромные песочные часы, а поверх часов слоган «Счастье — это сейчас».

— Так, долбоебы, пьем за женщин стоя, — шатаясь и матерясь, ходил вдоль стола Ярдов и подливал абсент в первую попавшуюся емкость.

— Стой, не лей, здесь же вино. — Я еле успел отвести бокал, и абсент разлился на стол, растекаясь по скатерти ядовито-зеленым пятном.

— Кто не выпьет, тот Киркоров. — Ярдов смерил всех взором грозного полководца и стал следить, не сачкует ли кто.

— Что было дальше? — Тихон чокнулся со мной, и мы с отвращением выпили эту горькую гадость.

— Дальше по Питеру поползли слухи и разные догадки. Кто-то говорил, что это рекламная акция кришнаитов, кто-то — что это скрытая реклама наркотиков, проплаченная колумбийским наркокартелем. Друзья, знакомые осаждали меня вопросом, что такое «счастье — это сейчас»? Раз я занимаюсь рекламой, то, полагали они, обязан знать потаенный смысл этой фразы.

— И какой же?

— До сих пор не знаю, веришь? Когда градус общественного недоумения достиг предельной точки кипения, родилась идея: а почему бы не сесть, как говорится, на хвост этой рекламе? Мы быстро к щитам «Союзконтракта» добавили парочку своих с такой же зыбкой панорамой Петропавловской крепости и песочными часами, но только «счастье — это сейчас» исправили на «счастье — это у нас» и добавили адреса наших магазинов. Тогда мы занимались продажей бытовой электроники. У нас была сеть магазинов ZOPA. - я потянулся за тортом, но передумал и положил себе на тарелку жирный кусок ростбифа.

— Не томи, что дальше?

— Дальше народ решил, что все это — двухходовая наша интрига. По городу пошла молва, что мы вконец охамели, размещая столько рекламы. «Союзконтракт», разумеется, накатал на нас телегу в антимонопольный комитет, дескать, мы нарушаем статью № 6 Закона о рекламе про введение в заблуждение потребителя о рекламируемом товаре путем имитации и подражания. Тут же возбудились журналисты, пошли публикации и репортажи с общим примерно подтекстом, как ловко мы обули Яковлева.

— Изящно, ничего не скажешь. А чем все закончилось?

— Да особо ничем. Наш юрист попросил газетчиков уточнить у «Союзконтракта», а что они рекламировали? Счастье? У них монополия на счастье? Потом я встретился с рекламным агентством «Прайм», которое все это сочинило, и предложил им серией взаимных упреков как можно дольше поддерживать внимание прессы. Они отказались.

— Испугались, я думаю.

— Тем не менее о нас еще долго писали бесплатно. Так что…

— Ты неправ, армяшка, — громко перебил меня Ярдов через весь стол. — судьба — это сумма твоих поступков, это твои мечты и помыслы, понял? Я вот ни хуя не фаталист, иначе гнил бы сейчас на шахте, а не пил бы с тобой анжелюс. Отец мой, сука, всю жизнь под землей проработал, света божьего не видел. А знаешь почему, блядь? А все потому, что не спорил с судьбой, твою мать.