Андрей Бабицкий - Вся правда о либералах. Как я стал русским патриотом

Публицист Валерий Седеров писал: «Применение силы против неверных категорическим образом предписывается мусульманам стихами 5, 12, 13, 29, 36, 73, 123 одного из последних, важнейших откровений Корана — суры под хорошо известным христианскому миру названием «Покаяние» (сура IX).

«А когда кончатся месяцы запретные, то избивайте многобожников, где их найдете, захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду против них во всяком скрытом месте!» (9:5). Стих же 29 суры «Покаяние» касается уже не многобожников, а «людей Книги» — евреев и христиан: «Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и в последний день, не запрещает того, что запретил Аллах и Его Посланник, и не подчиняется религии истины, — из тех, которым ниспослано Писание, пока они не дадут откупа своей рукой, будучи униженными».

Или: «А когда вы встретите тех, которые не уверовали, то — удар мечом по шее; когда же произведете великое избиение их, то укрепляйте узы. Либо милость потом, либо выкуп, пока война не сложит своих нош».

Так предписывают, например, стихи 47: 4, 5. Так что столь распространенные ныне обезглавливания нечестивых — не способ террористического запугивания телезрителей, а теологически узаконенная мера воздействия. Такой вывод сделал Валерий Сендеров.

Чтобы не утомлять читателей богословскими нюансами, скажу коротко, что ислам мира и добра в Коране тоже присутствует.

Суры раннего мекканского периода полны призывами к миролюбию, прощению, состраданию и веротерпимости. Но именно вторая часть священной книги считается правоустанавливающей, поскольку согласно принципу «Насх» (отмены), принятому в юридическом толковании Корана, сказанное Пророком позднее отменяет сказанное им же ранее.

Протестантская версия ислама ваххабизм, получившая свое название от имени ее основателя Абд аль-Ваххаба, окончательно утратила в наше время локализацию в границах Аравийского полуострова. Сотни тысяч ее последователей живут в Европе, и попали они туда отнюдь не летом 2014 года. Десятилетиями мусульмане расселялись в западных странах, и одна из самых крупных общин — французская.

Салафитский призыв мобилизовал многих мусульман под знамена священной борьбы с неверными. Фанатично преданные идеям джихада, они готовы исполнить предписываемое им деяние, когда в том возникнет необходимость.

Салафитская зараза глубоко пустила корни и в нашей стране. Например, в начале 2000-х образованная мусульманская молодежь, обучавшаяся в лучших вузах страны, была повсеместно захвачена идеями радикального ислама.

Но уже к середине 2000-х это повальное безумие стало сходить на нет благодаря тому, что в традиционных обществах наметился масштабный возврат к умеренным суфийским верованиям. Нельзя не сказать и о вдумчивой экспертной работе российских спецслужб, которые достаточно успешно вели работу по искоренению ваххабитского радикализма.

Кстати, по ходу дела выяснилось, что салафизм может быть умиротворен. Так, например, в Дагестане образовались общины, которые, не отказываясь от убеждения в порочности современного мира и его устройства, тем не менее решили возлагать надежды на эволюционные изменения, а не на вооруженную и террористическую борьбу с неверными.

Нам надо понимать, что салафитские сообщества могут быть преображены и, если можно так выразиться, социализированы. Для этого нужно внести в радикальный ислам элемент веры в то, что жить в мире, который является уделом Иблиса, можно и нужно, не убивая себя и других, ценя жизнь как величайший дар Аллаха.

Я уверен, что эта работа ведется, что все это можно сделать и что опасность не так велика и непреодолима, как может показаться. Из сотен тысяч последователей радикального ислама лишь единицы способны обратить себя в живую бомбу, а это значит, что они могут быть вычислены, пронумерованы и уничтожены.

Работаем, братья!

Наверное, одна из наиболее серьезных наших общественных проблем — это атмосфера нетерпимости и ненависти, формируемая нашей свободолюбивой либеральной общественностью.

Условно говоря, патриотический спектр российского общества за редким исключением пребывает в куда более расслабленном и благодушном состоянии, что, в общем, довольно легко объяснить. Ощущая себя ведомой политической силой, он может позволить себе быть терпимым и даже проявлять благодушие к теснимому на маргинальную окраину политической жизни противнику.

«Мы один народ, нам есть что обсудить, не оскорбляя друг друга».

С другой стороны, представителей так называемой демократической общественности тоже можно понять.

Не имея общественной поддержки, постоянно теряя сторонников, вырождаясь интеллектуально, теряя почву под ногами, дающую психологическую уверенность в собственной правоте, они все в большей степени ощущают себя жителями осажденной крепости, крошечным гарнизоном, вынужденным обороняться малыми силами от многократно превосходящего врага.

И здесь уже не до политеса, не до соблюдения военного этикета.

Мы можем вспомнить ситуацию прямо противоположную, когда в 90-х годах прошлого столетия именно либеральная публика ощущала себя передовым отрядом общества и вполне благодушно подсмеивалась над пребывавшей в меньшинстве так называемой красно-коричневой, казавшейся уходящим в прошлое анахронизмом, оппозицией.

Кстати говоря, именно эта оппозиция вела себя тогда куда благороднее и порядочнее, не прибегая к довольно подлым приемам шельмования власти.

Да, критики хватало, но переходов на личности, прямой лжи и передергивания фактов было меньше, а подлость и гнусность, демонстрируемая нашими милыми либералами, в целом казалась нашим пламенным обличителям рыночных реформ не слишком позволительной.

Хотя давайте признаем, что и тогда далеко не все так называемые патриоты брезговали приемами не самого достойного обесславливания оппонентов. Но в целом атмосфера, несмотря на весь реформаторский ужас, через который проходила Россия, была как-то нравственно чище.

Сегодня, когда на круглых столах радио «Свобода» или «Эхо Москвы» участники дискуссий позволяют себе употреблять самые уничижительные, а иногда и просто прямо оскорбительные выпады в адрес или действующей власти, или народа, который оказался совсем не тем, который нужен, наверное, нужно подумать о том, как вернуть свободомыслящему меньшинству память о правилах хорошего тона и благопристойного поведения.

Я уверен в том, что в этом случае многие реальные проблемы нашего общества можно было бы обсудить по существу, находя общий язык хотя бы по какому-то, пусть даже весьма зауженному кругу вопросов.