Андрей Бабицкий - Вся правда о либералах. Как я стал русским патриотом

Теракты в Сирии, Египте, Санкт-Петербурге, да и в сотнях аналогичных случаев объединяет одна важная особенность — это шахада («свидетельствование» в переводе с арабского), когда мученик своей смертью или актом насилия доказывает, что его жизнь, принесённая в жертву во имя Аллаха, не стирается из бытия, а монтируется в вечность. В Коране, как считают салафитские улемы, об этом достаточно ясно сказано: «Павших на пути Аллаха не считайте мёртвыми, они живы, они у Аллаха! Они у господа своего получили добрый удел!»

Безумец из Узбекистана, бросивший в Стокгольме грузовик в толпу прогуливавшихся людей, несмотря на то что остался жив, тоже на самом деле вполне готов был принять смерть, однако избежал её в силу некоторых обстоятельств. Этот факт не меняет общей картины. Смертник готов умереть и, более того, желает этой смерти как лучшей доли, которая немедленно, минуя такую обязательную инстанцию, как Высший суд, приуготовит ему райское блаженство непосредственно через откровение господа миров.

Салафизм, то есть радикальная версия ислама, нехорош тем, что считает западную цивилизацию наползающим на мусульман фронтом, который стремится уничтожить их веру, их миропонимание, а потому он не делит субъект этой тотальной агрессии на собственно поле боевых действий и тыл. Для него характерно представление о коллективной ответственности, когда любой представитель западной цивилизации является частью гигантской боевой машины, уничтожающей мусульман. Именно поэтому деление на гражданские и военные объекты, запрет на насилие в отношении обычных людей в радикальном исламе отсутствуют. Нападение на ислам осуществляется всем корпусом европейского положения вещей.

Когда некоторые не слишком осведомлённые граждане недавно выражали тревогу относительно вероятности развязывания третьей мировой войны в связи с решением американской администрации нанести ракетный удар по сирийской военной базе, они пребывали (может быть, пребывают и сейчас) в серьёзном заблуждении. В такой последней войне противником страны, располагающей ядерным оружием, может выступать только аналогично снаряжённое ядерными ресурсами государство.

И это, если использовать библейский образ, — Армагеддон, конец времён, место последней битвы то ли добра со злом, то ли наоборот. И похоже, время для этой схватки ещё не поспело, прямого военного контакта с врагом, который обладает возможностью нанести тебе непоправимый ущерб, ни одна страна с ядерным оружием себе сегодня не позволит.

Тем не менее третья мировая уже идёт, только совсем не в том месте, куда устремлён смятенный взор обывателя. Третья мировая — это шахадат, который устроен так, что не требует никакого военного или серьёзного технологического ресурса для того, чтобы ввергнуть общество в состояние неконтролируемого ужаса, внушить ему представление о том, что оно находится под постоянной угрозой.

На самом деле задача шахида, подрывающего себя, — не убить как можно больше людей в месте подрыва, хотя и эта цель, естественно, не является игнорируемой. Шахид своим презрением к смерти свидетельствует о том, что он беспощаден к себе точно так же, как презирает врагов Аллаха, коими являются представители чуждой и оскорбительной западной цивилизации.

Почему речь о третьей мировой? Дело в том, что у шахидизма нет, по сути дела, никакого фундаментального организационного оформления. Акт террора может быть вообще продуман и подготовлен одним человеком, который просто некоторое время впитывал в себя салафитские истины из Интернета и уверовал в необходимость принести себя в жертву. Нет, конечно, он может быть и подготовлен коллективно. В большинстве случаев так и происходит, но, даже если оборвать все ниточки, связывающие шахидов с их координаторами и устроителями, приход в нашу жизнь и в жизнь европейцев смертников из мира радикальных салафитских идей не остановится. Ибо им заповедано подрывать устои христианского порядка своим свидетельствованием о пустоте собственного существования без доказательства, что его можно оборвать во славу Аллаха.

Шахада («свидетельство» в переводе с арабского) становится неизменным, неотменяемым спутником нашего положения вещей. Мы будем вынуждены жить с ней годами, подвергаясь освидетельствованию с её стороны столько раз, сколько её неконтролируемое безумие будет созревать в пределах одного существа — человека-бомбы, который занесёт себя в толпу людей и приведёт в действие взрывное устройство.

Эта мировая война не так страшна и ужасна, как может показаться на первый взгляд. Она не действует единым, сплошным, всеуничтожающим военным фронтом. Она не в состоянии разрушить до основания наше европейское (включим уж сюда и Россию, как бы кто ни возражал) общественное устройство. Она посылает в бой одиночек-фанатиков, жертвами которых становятся десятки и сотни человек. В целом в автомобильных катастрофах гибнет гораздо больше людей, чем при терактах.

Полагание этой войны в том, чтобы лишить нас самообладания, внушить нам представление о том, что мир, в котором мы живём, зависит от них, что их свидетельство рано или поздно должно нас уничтожить.

Это неправда. Уничтожить нас невозможно. Их тоже.

Что же такое случилось? Какая экстренная необходимость вынудила госпожу канцлер в мае 2017 года нарушить добровольно взятый на себя обет «ни шагу в Россию» и сломя голову мчаться даже не в Москву, а в веселый курортный город на берегу Черного моря?

Целибат в отношениях с Россией фрау Меркель держала три года, если не считать ее двухлетней давности визита на празднование 70-летия Победы.

Собственно, демонстративное пренебрежение к стране, или даже скорее отчуждение от нее, увязывалось со всем известными событиями — аннексией Крыма в западной трактовке возвращения полуострова в Россию и гражданской войной на Украине.

Что изменилось?

Россия вернула Крым или намерена это сделать, согласилась с требованиями обеспечить выполнение Минских соглашений, которые почему-то ей, а не Киеву предъявляла и продолжает предъявлять Германия? Может, президент России решил заключить мировую по сирийской проблеме и не намерен больше заступаться за Башара Асада?

Ни то, ни другое, ни третье. То есть с той твердокаменной позиции, которую Ангела Меркель занимала в течение трех лет, у нее сегодня нет ни малейших оснований вновь открывать объятия Владимиру Путину.

Особенно с учетом того обстоятельства, что госпожа канцлер была (и остается) самым несгибаемым, самым стойким и бескомпромиссным сторонником экономических санкций, наложенных на Россию.