Коллектив авторов - Михаил Задорнов. Аплодируем стоя [litres]

Поэтому Михаил Николаевич и был уникальным в своём роде артистом, это был человек-жанр, очень яркий, выразительный, добрый и язвительный, дурашливый и серьёзный, очень разный. Впрочем, почему был? Плёнки сняты, книги написаны… Да и мы ещё можем многое рассказать всем интересующимся. Жизнь продолжается, два девятых вагона по-прежнему в пути, и сквозь этот размеренный стук колёс мы снова слышим голос, его голос, знакомый, далёкий, но родной, очень родной, ребята…

Мы сидели в доме литераторов. Михаил Николаевич только что снялся в фильме про Леонида Филатова. И как раз рассказывал, что там все так грустно говорили, а он сказал: «Надо весело, Лёньке бы не понравилось, если бы мы все грустили и плакали». И тут он переключился на меня, я сидел напротив, ещё была пара наших друзей.

– Я, – говорит, – хочу, чтобы и после моего ухода Галкин выступал, про меня шутил, на кладбище чтоб выступил!

На кладбище я не выступил, решил, что не следует настолько идти по завету Михаила Николаевича, конечно. Мне кажется, что он это воспринял просто как повод для очередной шутки…

В 2006 году мы поехали кататься на горных лыжах в Сент-Мориц, это был январь месяц. В один из дней мы ехали, ничто не предвещало беды. И вдруг мы потеряли из виду Михаила Николаевича. Он уехал вперёд, а когда мы приехали, не увидели его в пункте назначения. Дозвониться не могли, потому что у него телефон всегда был выключен. На трассе его нашёл друг, с которым он приехал кататься. Задорнов, видимо, упал, поднялся и теперь стоял, припорошённый с одной стороны. Друг говорит:

– Миш, ты чего?

– Я упал.

– Ну, поехали?

– Поехали.

Потом выяснилось, что упал он неслабо, сильно ударился головой. И у него появилось то, с чем я никогда не сталкивался, то, по поводу чего мы с ним потом много раз смеялись, – кратковременная память. То есть человек пять минут помнит, о чём с тобой говорил, потом всё стирается ластиком, и он опять ничего не помнит, повторяет те же самые вопросы к тебе. И я сидел с ним четыре часа и отвечал на одни и те же вопросы Михаила Николаевича. Он лежал на койке, я сидел рядом…

– Я упал?

– Да, вы упали.

– Наверное, потерял сознание?

– Михаил Николаевич, мы же не видели, вы без нас упали.

– А, ну да, наверное. Как ты думаешь, сколько я был без сознания?

– Я не знаю, мы же не видели. Наверное, вы были без сознания. А может, вы и не были без сознания. Ну, пять минут, ну я не знаю.

– Ну, наверное, я был без сознания, потому что я многое не помню. А мы где?

– Мы в Швейцарии.

– В Швейцарии? А что мы здесь делаем?

– На лыжах катаемся.

– А, ну да. А где моя дочь?

– Дочь у вас уже взрослая, 9-й класс…

– А, ну ладно.

И дальше так ластиком – раз, весь разговор стерся. И по новой.

– Я что, упал?

– Да, упали.

– И сколько я был без сознания?

– Я не знаю, Михаил Николаевич.

– Ну я же, наверное, был без сознания?

– Наверное, да…

– А мы где?

– В Швейцарии.

– А где дочь?

И так каждые пять минут. Через два часа я понял: зачем я так долго объясняю, что мы не видели, что он был без сознания? Какая разница? Через пять минут он забудет. И я говорил, что он был без сознания пять минут, десять минут, что он не упал – через пять минут он снова задавал одни и те же вопросы. Он мне не доверял, он косил на меня глазом, когда я отвечал, что мы не знаем, сколько он был без сознания. Он чувствовал, что я могу его обмануть, и, как только заходил какой-то врач, он меня спрашивал:

– Как долго я был без сознания?

Я говорил:

– Я не знаю.

И тут врач заходит, и он уже его спрашивает:

– How long I was without consciousness?

Я поразился, потому что Михаил Николаевич неплохо знал английский, но так выпалить фразу, с такой скоростью. Я понял, что человек с явлением кратковременной памяти очень хорошо помнит языки. Потом всё восстановилось. Я настоял, чтобы мы поехали сделали МРТ, вроде всё обошлось. Сначала у них не было аппарата, я настоял, чтобы мы поехали в соседнюю деревню. Мы полчаса ехали на «скорой». И потом, уже вечером, в такой более стационарной палате, сидим: я, Алёна, лежит Михаил Николаевич. У него уже восстановилась память, всё нормально. Только через каждые сорок пять минут он спрашивал: «Далеко ли до отеля?» И вот он сидит, не в самом хорошем настроении, смотрит на Алёну. И над ним висит кнопка вызова медсестры. Такой белый прямоугольник с красной кнопочкой. И Алена, чтобы как-то перевести с его плохого настроения, спрашивает, глядя на кнопочку:

– Ой, Мишенька, а что это?

Задорнов лежит:

– Заменитель сахара, твою мать!

И потом очень жаловался:

– Вот, Алён, ты мне скажи: у других людей от удара гениальные способности проявляются, а у меня ни хрена!

То есть чувство юмора у него возобновилось практически сразу с уходом явления кратковременной памяти.

Мне позвонил Марк Дубовский, тоже недавно, к сожалению, ушедший от нас. Ему поручил позвонить мне Михаил Николаевич. Поэтому первая встреча с Задорновым у меня была воочию, а не по телефону. И она была не где-нибудь, а на сцене зала «Дзинтари». Это был август 1999 года. У него был просто сольный концерт, в котором он меня пригласил участвовать. И познакомил нас Марк на сцене. Для меня это был исторический момент. В 1989 году я сидел с родителями в этом зале на концерте Михаила Николаевича, ухохатывался, у меня живот болел, до сих пор память живота от этого смеха. И вот ровно через десять лет я на сцене с ним же. Я выходил в начале второго отделения. И для меня началась тогда вся эта история поездок с Михаилом Николаевичем: полные залы, невероятная публика. Понимаете, мне два раза повезло в жизни: когда я со студенческим театром породнился и попал сразу на очень благожелательную студенческую публику и когда меня пригласил Михаил Николаевич. Потому что это очень важно, ты приходишь к целевой аудитории. Обычно артист к этому приходит, когда он сам её собрал на себя. Когда ты попадаешь на людей с тем же вектором, благодаря наработкам другого человека, как бы на всё готовенькое. Поэтому я в тёплые руки любимых зрителей Михаила Николаевича попал сразу, и мы долго ездили. На афише в одном из городов было написано: «Выступает Задорнов со своим приЁмником».

Находясь с таким человеком, что важно? Не то, что ты один раз побывал на концерте у Задорнова, второй раз, а то, что ты ездишь в течение года с ним и видишь, как он меняет программу, в зависимости от приёма аудиторией разных шуток, от того, где ты выступаешь, от того, как долго длится концерт, и так далее, и тому подобное. Это очень профессиональные вещи. Михаил Николаевич всегда был человеком профессии и человеком высокого такого полёта в отношении к жанру, к своему делу. Это же не вопрос гастролей со звездой. Наверное, если бы я поехал с какой-нибудь звездой, я бы учился звёздности. А у него я учился делу.