Коллектив авторов - Михаил Задорнов. Аплодируем стоя [litres]

Там же, в кафе, я попросил у официанта зубочистку. Официант посмотрел на меня с удивлением. Миша сказал: «Она у них за соседним столом. Когда освободится, принесите её нам». Даже официант хохотал.

Когда Задорнов гастролировал по Украине, он много чего нелестного говорил о президенте Кучме. Мише позвонил человек из администрации президента и сказал:

– Перестаньте говорить гадости про нашего президента, а то мы вас больше не пустим в Украину.

Миша сказал:

– Вот напугали! Если бы вы мне сказали, что не выпустите с Украины, тогда бы я испугался.

Конечно, у читающего эти воспоминания может сложиться впечатление, что наша дружба была безоблачной. Это не так. Бывало, мы расходились, ссорились.

Один раз я сильно подвёл Мишу, разболтав то, чего не следовало никому открывать. И хотя Миша на меня не обиделся, я всё равно попросил у него прощения.

Однажды я на него сильно разозлился. Позвонила его помощница и спросила:

– Можно Миша приедет на ваш концерт попробовать новый номер?

– Конечно можно.

Миша приехал, выступил с новым номером. Я ещё похвалил его, удивился:

– Как ты не боишься такой острый номер исполнять.

Через некоторое время Миша давал интервью в передаче у Караулова и сказал: «Измайлов услышал у меня номер, сказал: «Как ты не боишься такое со сцены говорить?»

Караулов:

– А ему-то чего бояться?

Задорнов:

– Не знаю, но вот звонить мне перестал, уже две недели не звонил.

Он сказал всё это и уехал в Америку на гастроли.

Я увидел передачу по телику и обалдел. Как это – не звоню, мы же с ним встречались, я ему ещё лекарства достал и привёз в ресторан, где он меня ждал.

Миша, конечно, понимал, что он сделал.

Именно поэтому после его отъезда мне позвонила его помощница и говорит:

– Можно я к вам подъеду, привезу вам подарок от Миши?

Я говорю:

– Не приезжай, не надо мне никаких подарков. Скажи ему, что я его знать не желаю.

Миша вернулся из Америки, звонит мне:

– Лёнь, я знаю, ты на меня обижаешься, я ляпнул глупость, извини.

– Ты извиняешься один на один, а ляпнул на всю страну.

– Я найду способ извиниться.

Во время одной такой нашей размолвки у него умерла мама, и я тут же позвонил ему, нашёл какие-то слова, сказал их. Через некоторое время Миша, приехав в Москву, позвонил мне:

– Знаешь, Лёнь, я никогда никому не звонил в подобных случаях. Просто не знаю, что говорить. А после твоего звонка понял, как такое сочувствие помогает. Спасибо за звонок

И через неделю в газете «Московский комсомолец» было напечатано его интервью, где он сказал: «Я обидел Лиона Измайлова, приношу ему свои извинения». Инцидент был исчерпан.

А вообще, он никогда не выяснял отношений. Если на что-то обижался, то пропадал на несколько месяцев, а потом появлялся как ни в чём не бывало.

Во время одной такой нашей размолвки у него умерла мама, и я тут же позвонил ему, нашёл какие-то слова, сказал их. Через некоторое время Миша, приехав в Москву, позвонил мне:

– Знаешь, Лёнь, я никогда никому не звонил в подобных случаях. Просто не знаю, что говорить. А после твоего звонка понял, как такое сочувствие помогает. Спасибо за звонок.

Вот такой вот мой Задорнов. Никогда не был понтовым. Даже дача у него в Лиелупе очень скромная. Сам какие-то столы делал, сам стены отделывал. И в одежде всегда был без понтов, не выпячивал свою обеспеченность.

Иногда чудил. Построил на даче пирамиду и спал в ней.

Летом паруса натянул между деревьями, чтобы соседи не подглядывали. Любил приглашать гостей на костёр. Сидели вокруг костра, беседовали. Очень уютно и душевно.

Я могу о Мише рассказывать бесконечно. С ним мне никогда не было скучно. И всегда я понимал, что, если мне его помощь потребуется, он мне обязательно поможет

Однажды к нему в гости на дачу пришли Галкин с Пугачёвой. На другой день Галкин рассказывает Задорнову: «Алла каждое утро с балкона молилась на крест отдалённой церкви. И говорит, всё, что ни попросит, ей даётся. Я сегодня посмотрел, а это не крест, а флюгер на гостинице в Майори».

Миша эту историю долго ещё рассказывал со сцены.

Я могу о Мише рассказывать бесконечно. С ним мне никогда не было скучно. И всегда я понимал, что, если мне его помощь потребуется, он мне обязательно поможет. Не раз он заступался за меня. Один раз из-за меня в драку полез. В последнее время мало виделись, но я знал, что он где-то рядом, что я могу позвонить ему, и поговорить, и встретиться.

Как жаль, что теперь этого нет…

Можно ли было представить, что когда-то придётся писать такие строки… Трижды я начинала текст и потом стирала. Как вместить на нескольких страничках рассказ о человеке, у которого не было размера, рамочек и ограничителей? Писателя с парадоксальным мышлением, с энциклопедическими знаниями, сатирика с большим сердцем. Его интересовало всё, и память была феноменальной, и на любую тему с ним можно было говорить часами. Вернее, не говорить, а больше слушать, потому что ему всегда было что сказать. Когда он уверял, что почаще надо вставать на голову, чтобы посмотреть на мир вверх тормашками, с другой точки зрения, – это были не просто слова. Он именно так и делал. В прямом и переносном смыслах. И другие точки зрения открывали новые смыслы.

Его интересовало всё, и память была феноменальной, и на любую тему с ним можно было говорить часами. Вернее, не говорить, а больше слушать, потому что ему всегда было что сказать

Когда он уверял, что почаще надо вставать на голову, чтобы посмотреть на мир вверх тормашками, с другой точки зрения, – это были не просто слова. Он именно так и делал. В прямом и переносном смыслах

Судьба подарила нашей редакции латвийского еженедельника «Суббота» уникальную возможность сотрудничать с Михаилом Николаевичем более 20 лет. Поскольку он родился в Юрмале и жил в Риге, здесь он бывал часто и не скрывал, что на берегу Балтийского моря ему хорошо работалось. У нас вышли сотни его интервью, эссе, комментариев, размышлений обо всём на свете – от политики и русского языка до кино, футбола и медицины. Не говоря уже о сатирических зарисовках, конкурсах и «задорнизмах». И многие их них вошли потом в его книгу «Язычник эры Водолея».