Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

В самом деле, трудно поверить даже и местному жителю, до чего бывают велики снега в описываемом крае. Вы представьте себе уже только то, что подветренные глубокие лога и долины нередко вполне заносятся снегом и сравниваются с общей белой пеленой великого плоскогорья. Вот почему на Алтае волей-неволей придуманы особые способы запряжки лошадей в зимние экипажи, особенно в громоздкие, как, например, дорожные возки, повозки и купеческие кошевы.

Так как дороги с осени пробиваются обыкновенно простым людом, ездящим преимущественно в одну лошадь, то образуется «торок» или «накат», крайне узкий, так что при постепенно увеличивающемся снеге ехать тройкою в ряд уже невозможно. Вот и придумали запрягать «гусем», то есть всю тройку по одной, друг за другом или так называемой «бочкой» — по паре друг за другом, или еще иначе — одну в корень, а двух на вынос. То и другое, конечно, неудобно и требует большого навыка ямщиков и приезженных лошадей. Иначе история плохая, и всякий проезжающий будет подвигаться вдвое и втрое тише и мерзнуть в той же пропорции. Все это еще ничего и терпимо, если путь свободен, но горе, когда попадаются обозы, а тем более попутные. Часто случается так, что разъехаться невозможно, и вот ваш громоздкий экипаж миром спроваживают на бок дороги, в глубокий снег, в котором ваши лошади тонут по уши. Вот тут и извольте ждать, пока мимо вас пройдет обоз иногда лошадей в 200 и более, а затем, миром же, с криком и уханьем, добывают ваших лошадей и повозку, чтоб поставить на дорогу.

Если же обоз попутный и обогнать или объехать его невозможно, то остается только одно удовольствие — покориться судьбе и ехать шагом за обозом. Не правда ли, это своего рода идиллия, которая рвет вас до самого сердца; а потом, когда волнение, волей-неволей, пройдет, вы или ложитесь спать, коли это возможно, или вылезаете из повозки, чтоб пройтись пешком, поразмять свои члены, «промяться», как говорят сибиряки, и пожалуй понаблюдать, если вы любитель всего того, что попадает на глаза при такой оказии!..

Бывает, что на больших трактах, по особому распоряжению начальства, на местных жителей налагается особая повинность — расчищать дороги, и это обыкновенно делается так: сооружается из бревен или широких плах громадный треугольник, к которому припрягаются «миром» лошади, и такая машина с ужасным криком погонщиков и характерным скрипом везется углом вперед по дороге, она разворачивает снег на стороны и делает дорогу шире. Но все это возможно и полезно только тогда, если такую чистку производить с осени и не давать заноситься дороге прибывающим снегом. Конечно, такая повинность нелегка и часто бывает горше летней — «содержать дороги в исправности». Понятное дело, что треугольником громадные ухабы и снежные надувы не возьмешь, а потому их ранее особые люди сбивают всевозможными инструментами.

По-моему, всякому проезжающему по Западной Сибири, особенно с семьей, несравненно лучше ехать в двух небольших и легких экипажах, чем в одном и большом. Знаю это по горькому опыту, а потому и советую. В большом можно засесть иногда в плюгавом снежном надуве; иногда является невольная злоба, когда видишь, что мимо, легко и свободно, несутся небольшие повозки, а ямщики еще нарочно насвистывают и подсмеиваются над завязшим собратом. Бывает, что их счастливые пассажиры давно напились на станции чаю, а вы все еще сидите в снегу и ждете помощи!.. Посудите сами, что такая штука вызовет и не одну злобу!..

Поэтому можете вообразить, что бывает на мелких проселочных дорогах и как путешествуют по ним в более или менее громоздких экипажах? Вот почему многие таежники, например, служащие люди на золотых приисках, ездят по таким снежным вертепам в небольших кошевках и в одиночку.

И все это ничего, даже, пожалуй, поэтично; но вот беда, если вы попадете под буран, да еще мокрый, или буран на морозе. А почти весь Алтай может похвастаться своими ужасными и страшными буранами. Это не то, что на Руси называют метелью, нет! Алтайский буран действительно опасен и это — страшное явление природы, это какой-то ад земли и неба, сплотившийся в одну демоническую силу, которая с ужасным воем и ревом ветра сыплет снег сверху, поднимает снизу и несет, и кружит его в такой непроглядной массе, что нет никакой возможности увидеть что-либо в каких-нибудь пяти или десяти шагах не только ночью, но даже и днем; это какая-то геенна жизни и смерти, пред которой часто нет спасения, и все мужество человека бессильно. Этот снежный ад не только засыпает дорогу, но заносит ваших лошадей и заметает экипаж до того, что все остается под снежной пеленой и гибнет, как утлый челнок в пучине моря, но не захлебываясь в волнах разбушевавшейся стихии, а медленно коченея и застывая в такой ужасной среде мглы и холода. Тут о путешествующих пешком нет и речи — гибель их неизбежна. Это верные «мерзляки», как говорят сибиряки, это «Божьи свечи», как называют их сердобольные старухи.

Конечно, многие из читателей придут к тому заключению, что все попавшие в пути под буран непременно гибнут и отправляются к праотцам, в мир теней!.. Нет, это было бы слишком жестоко и несправедливо со стороны неба. Нет, оно, посылая человеку такое страшное испытание, дает ему и ту силу противодействия, которая заключается в разуме, соображении и находчивости.

И действительно, по этому данному Богом дару даже в самые свирепые бураны многие, не только едущие в экипажах, но и пешие путники, не желая знакомиться с новым миром духов, сохраняют свою жизнь различными способами. Так, например, едущие в экипажах, видя невозможность подвигаться далее, тотчас останавливаются, выпрягают лошадей и, настегивая их, отпускают на свободу; потом поднимают оглобли кверху и, размявшись работой, залезают в экипажи (возки или повозки) и плотно закупориваются со всех сторон. Если же экипаж не крытый, например, кошева или простые пошевни, путники выбирают лишние вещи, опрокидывают сани кверху полозьями, поднимают оглобли и забираются под образовавшийся из экипажа шатер. По большей части, отпущенные на волю, нарочно в хомутах, лошади выбиваются по присущему им инстинкту или вернее своему особому соображению, в жилые места и этим дают знать жителям о случившейся беде. По большей части, лошади убегают обратно в свои деревни; если же следующая станция или жилье ближе, а буран попутный, они бегут туда, и это ясно доказывает их соображение.

Сибиряки в таких случаях народ бывалый и практичный, они тотчас и сообразят, откуда и чьи лошади, и при первой возможности дают знать надлежащей власти, а она, собрав народ и лошадей, немедленно отправляется на розыски, — конечно, если это возможно, — и по поднятым оглоблям находят живых или мертвых спутников.