Эдвин Вудхол - С риском для жизни.

Путешествие было долгим и монотонным.

Хотя по натуре я не очень болтлива, на пароходе старалась быть еще более молчаливой, ибо хотела избежать назойливого любопытства пассажиров. Никто на борту парохода не казался мне подходящим для роли помощника, и я решила работать одна.

Мое приветливое равнодушие и неприступный вид взволновали некоторых пассажиров. Мне забавно было наблюдать их ребяческие уловки, направленные к тому, чтобы покорить меня.

Пройдя Ла-Манш, мы вступили в Северное море и вышли из английской зоны. На горизонте внезапно показался боевой корабль под английским флагом. Он обменялся с нашим пароходом сигналами. Наш пароход остановился, и к нему тихо подошел британский корабль. Я не предусмотрела этого препятствия и задала себе вопрос, нет ли на борту у нас шпионов, которых ищет английская контрразведка. Военно-морской офицер в сопровождении небольшого отряда поднялся на пароход.

Все удостоверения личности были ими тщательно просмотрены.

Мои бумаги переходили из рук в руки. Английский офицер говорил по-французски медленно. Он держал в руках список и наблюдал за нами, читая фамилии пассажиров.

Наконец наш пароход взял курс на север, и мы вернулись к своим обычным делам.

На следующее утро пароход опять остановился. Я с удивлением вышла из каюты. Остановка была неожиданной, ведь мы еще не могли доехать до места. То, что я увидела, заставило меня задрожать: на палубе стояли офицеры немецкого флота.

Но где мы находимся? Что по-прежнему в открытом море, ясно.

Я обратилась с вопросом к моему соседу.

— Мы находимся в зоне, где часто встречаются суда немецкого флота,— объяснил он.

Желая разглядеть немцев в их форме, я подошла поближе. Мы остановились в преддверии страны, где они свободно проводили свой контроль. Меня не допрашивали, мой билет на Стокгольм показался им убедительным. Немцы производили осмотр методично, не торопясь, как добросовестные чиновники. Еще несколько часов, и наш пароход пришвартовался в Тонингере, где я села в поезд, шедший в Саген.

Видела ли я Данию? Нет. Я жила как под гипнозом, охваченная единственной мыслью — достигнуть намеченной цели. Внешне я казалась очень спокойной — молодая путешественница, свободная женщина, которая никуда не спешит и не боится завтрашнего дня.

Итак, я в Стокгольме:

«Центр германского шпионажа вы найдете в Стокгольме»,— говорил мне Ляду. Удастся ли мне его найти? По мере продвижения вперед укреплялась моя вера в свою счастливую звезду, желание добиться успеха постепенно вытесняло мое горе.

У меня не было ни указаний, ни адресов, кроме адреса Карла Матера, я не располагала рекомендательными письмами к французским дипломатическим представителям в стране. Мне придется учиться самой. Я надеялась, что мне поможет мое терпение.

Прибыв в Швецию, я заметила, что немецкий язык здесь общепринят. В Стокгольме за справкой об отелях мне пришлось обратиться на немецком языке. Естественно, я была направлена в немецкий отель. Клиентура «Астории», куда я попала, состояла почти исключительно из немцев.

Я не проявляла торопливости, наоборот, старалась быть возможно менее заметной. Мне нужно было понаблюдать и спокойно выбрать направление для своих поисков.

Выяснилось, что я была единственной француженкой-туристкой во всем городе. Сама того не желая, я сразу же стала предметом любопытства окружающих. Тогда я решила посещать дансинги, театры, кафе и т. д.

Я попыталась найти Карла Матера, своего старого поклонника, который фигурировал бы в качестве моего «жениха». Увы! Он переменив квартиру, даже не оставив нового адреса.

Куда бы я ни пошла, у всех в глазах я угадывала вопрос: что ей нужно? Кто она? Мужчины начали за мной ухаживать не только для того, чтобы меня покорить, но и для того, чтобы проникнуть в загадку моего пребывания в Швеции.

Швеция в то время поставляла железо Германии. Немцы чувствовали себя в этой стране, как в своей собственной. Франция же была далеко, и всех удивляло, что француженка не побоялась многих трудностей, чтобы попасть в Стокгольм.

В холле «Астории» со мной часто разговаривал хорошо воспитанный молодой человек, немец. Я поддерживала с ним знакомство в надежде проникнуть через него в круг его соотечественников. К несчастью, это был застенчивый, болезненный юноша, приехавший в Швецию, чтобы спокойно лечиться, далекий от войны и никого не знающий в Стокгольме.

Если бы мне удалось найти Карла Матера, я была бы спокойнее, ведь этим подтвердился бы официальный и правдоподобный предлог для моего путешествия. На я нигде не могла его найти. Поэтому история, которую я сочинила для объяснения причины приезда в Швецию, становилась ложной, подозрительной. Моего «жениха» не существовало.

Среди моих соседей по отелю была одна немка — молодая красивая блондинка с немного резкими чертами лица. Она в совершенстве говорила по-французски. Вскоре я увидела, что она заинтересовалась мной; из предосторожности я отвечала ей любезностью и приветливостью.

В то утро я еще спала. Резкий стук в дверь разбудил меня. Встревоженная, я открыла.

— Полицейский комиссар,— сказали мне двое, без церемоний входя в мою комнату.

— Но... .

— Ваши документы.

— Но,— возразила я,— неужели иностранец, желающий некоторое время прожить в Швеции, обязан являться в полицию? А кроме того, я это уже сделала.

Я показала им свои документы, находившиеся в порядке. Вошедшие, казалось, были удивлены. После минутного колебания оба агента заспорили между собой на шведском языке. Грубо, как бы рассердившись на что-то, чего я никак не могла понять, они открыли мои чемоданы, обыскали комнату, сбрасывая на пол платье, белье и верхнюю одежду. Я сидела на кровати, растерянная. Со стороны полицейских я не услышала ни одного слова извинения, которое хоть в отдаленной мере свидетельствовало бы о вежливости и уважении ко мне.

— Что вы в конце концов ищете? — крикнула я им понемецки.

Вместо ответа они пожали плечами, посоветовались между собой и, очевидно разочарованные, собрались уходить, унося мои документы. Разозлившись от такого обращения, я вырвала документы из их рук.

— Подождите меня,— сказала я с оскорбленным видом,— я оденусь и пойду с вами.

Я пошла с ними. Сомнения охватили меня. Агент-двойник из Парижа мог указать на меня как на французскую шпионку. Я далеко не была уверена в последствиях, которые мог вызвать этот инцидент.

В комиссариате меня выслушал полицейский офицер — пожилой, спокойный, равнодушный человек. Оба агента ждали, когда к ним обратятся. Кивком головы комиссар дал им понять, что они могут говорить.