Фрэнк Брейди - Конец игры. Биография Роберта Фишера

Фишер продолжал свою бескомпромиссную политику: ФИДЕ должна изменить правила в соответствии с его требованиями, иначе он просто не станет играть. Тоном господа Бога он заявлял своим друзьям: «Я накажу их и не стану играть», — словно вынесение наказаний являлось его суверенным правом. Стал вырисовываться дэдлайн , после которого матч либо мог состояться, либо умирала сама его идея. Этот момент наступил… и прошел, и ни единого слова от чемпиона мира. ФИДЕ дало Бобби еще один день на изменение решения. Наконец Эйве направил ему телеграмму:

ВАШ ПРОФЕССИОНАЛИЗМ, СОРЕВНОВАТЕЛЬНЫЙ ДУХ И ВЫДАЮЩЕЕСЯ МАСТЕРСТВО ПОРАЗИЛИ ВСЕХ В ТЕЧЕНИЕ ГОДА, КОГДА ВЫ БОРОЛИСЬ ЗА ПРАВО СТАТЬ ЧЕМПИОНОМ МИРА. ГЕНЕРАЛЬНАЯ АССАМБЛЕЯ ФИДЕ ПРОСИТ ВАС ЕЩЕ РАЗ ОБДУМАТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ЗАЩИТЫ СВОЕГО ТИТУЛА.

Бобби не ответил, и пресса обратилась к Эйве за комментариями. Ответ был короткий: «В настоящий момент мы в патовой ситуации». Впрочем, Бобби готовился поставить мат самому себе.

На следующий день он прислал (приводится выдержка из нее) ответную телеграмму:

ФИДЕ РЕШИЛА ПРОТИВ МОЕГО УЧАСТИЯ В МАТЧЕ ЗА ЗВАНИЕ ЧЕМПИОНА МИРА 1975 ГОДА. ПОЭТОМУ Я СНИМАЮ С СЕБЯ ЗВАНИЕ ЧЕМПИОНА МИРА ФИДЕ. ИСКРЕННЕ ВАШ БОББИ ФИШЕР.

Эхо его решения прозвучало по всему миру.

«Нью-Йорк Таймс» опубликовала статью международного мастера Роберта Бирна «Бобби Фишер боится поражения», в которой утверждалось, что страхи Бобби нередко удерживали его от участия в турнирах из-за опасения проиграть одну-две партии в начале соревнования, что могло выключить его из призовой гонки. Главный страх каждого элитного шахматиста, говорилось далее в статье, «страх совершить необъяснимую ошибку, от которой ни у кого нет иммунитета», — случайную ошибку. Даже Пол Маршалл, юрист Бобби, упомянул о «страхе» Бобби: «Бобби боится неизвестного, всего того, что лежит за пределами его контроля. Он пытается исключить любой элемент случайного из своей жизни и из своих шахмат». Но все они просмотрели одно: за доской Фишер никого не боялся. Он мог нервничать перед партией, как нервничают некоторые великие актеры перед выходом на сцену, но не следует путать подобное состояние со страхом. Волнение было для Бобби матерью предвидения, держало его в тонусе и служило, скорее, на пользу. В конечном счете, именно предельная уверенность в себе делала его великим игроком.

Психоаналитик М. Барри Ричмонд, доктор медицины, написал диссертацию, озаглавленную «Значение решения Бобби Фишера», идеи которой согласовывались со статьей Роберта Бирна. В ней утверждалось, что Фишера следует трактовать, как глубокого художника, феномена уровня Пикассо. Ричмонд утверждал, что нежелание Бобби защищать свой титул говорило об ответственности, которую он ощущал, как носитель звания Чемпиона Мира: его попытка формировать, создавать и изменять свою собственную вселенную правил сопрягалась с этим бременем ответственности и не имела ничего общего со страхом.

Не сделавший хода даже пешкой, Анатолий Карпов 3 апреля 1975 года был провозглашен д-ром Эйве, президентом ФИДЕ, двенадцатым чемпионом мира. В этот день Бобби стал первым чемпионом, по своей воле отказавшимся от титула и шанса побороться за свою часть призового фонда… в 5 млн долларов! Этот отказ стал крупнейшим в истории спорта. Победитель получал 3.5 млн долларов, а проигравший гарантированно уносил с собой 1.5 млн. Ото всего отказался Бобби, и всего лишь из-за спора о правилах.

«Не имею понятия, почему Фишер отказался защищать титул», — холодно заявил Анатолий Карпов. Хотя он стал чемпионом, но без убедительного портфолио и его право носить корону тень Фишера подвергала сомнению. Он также лишился миллионов долларов, которые получил бы, если бы матч состоялся. Его хватило лишь на комментарий: «Беспрецедентный случай в шахматной истории».

Чтобы просто уйти в сторону от всей этой шумихи — недоразумения с матчем и постоянного роения репортеров и фотографов вокруг себя — Бобби предпринял двухмесячный кругосветный круиз. Его прошлые путешествия на кораблях — в Европу и обратно, с Филиппин в США через Гонконг — проходили в атмосфере отдыха: никаких телефонных звонков, почты, беспокоящих людей, замечательная еда круглый день. Небеса обетованные. Бобби отрастил бороду, его почти не узнавали, — он обрел мир и инкогнито ранних путешествий. К нему вернулось спокойное настроение, во всяком случае, на время поездки. Но он по-прежнему размышлял о расовых и религиозных вопросах, и однажды написал Этель Коллинз, что ему понравилась Индонезия, где он провел несколько дней на ферме, пока корабль находился в балийском доке. Отметив, что большинство людей — мусульмане, Бобби с одобрением отнесся к тому, что они сохранили свою «культурную чистоту». В Нью-Дели он купил за 15 долларов дорожные шахматы из сандалового дерева — со вставляющимися фигурами и красивым, тщательно проработанным дизайном — но почувствовал себя виноватым из-за того, что купил их задешево. Он понял, что мастеровой, который вырезал эту красоту, получил, вероятно, лишь малую часть от продажной цены.

Бобби был доволен жизнью, обосновавшись в квартире на цокольном этаже на Мокингбёрд-лейн в Южной Пасадене — тихом и спокойном месте вдали от мира, где он жил вот уже несколько лет. Его друзья из Церкви, Артур и Клаудия Мокароу, владели домом, и Клаудиа стала своего рода буфером для Бобби, отвечая на просьбы, отгоняя репортеров, и выполняя роль мажордома и местной Горгоны — она даже рассматривала поступавшие предложения (и отказываясь ото всех) без консультаций с Бобби.

Слова поддержки он слышал из неожиданных источников. Мэр Нью-Йорка Эдвард Кох написал ему письмо, в котором пытался убедить его вернуться за шахматную доску. «Ваше исключительное мастерство и гений, проявленные в самых трудных партиях, являются источником гордости для меня и всех тех, кого озаряет свет ваших замечательных достижений».

Довольно часто фотографы и репортеры высаживались десантом перед домом в надежде сделать фото Бобби или взять интервью. Однажды он сказал, что единственная вещь, вызывающая у него страх, называется «журналист», и для того, чтобы незаметно для прессы покидать дом и проникать в него от Бобби требовалась изобретательность Гудини и ловкость гимнаста. Иногда Бобби охватывала паника.

Если с ним хотел встретиться друг, он или она должны были сначала связаться с Клаудией, она спускалась вниз и либо говорила о контакте с Бобби лично, либо оставляла для него сообщение, а затем уже сам Бобби мог — при желании — сделать нужный звонок. На звонки Бобби отвечал напрямую лишь тогда, когда он сам их инициировал. Клаудиа отвозила его в труднодоступные места Лос-Анджелеса, или же он на автобусе добирался туда, куда ему хотелось. Бобби стал человеком рутины: около четырех часов пополудни он поднимался с постели и отправлялся в Лос-Анджелес или даунтаун Пасадены для первого обеда, затем рысканье по книжным магазинам, и поиск, поиск, поиск. Ему нравилась индийская и китайская кухня, и он поглощал огромные блюда разных салатов при любой возможности.