Анатолий Марченко - Мы здесь живем. Том 2

Как часто мы пишем про волну алкоголизма, захлестнувшую капиталистический мир! И, как противоположность ему, освещаем собственное благополучие в этом вопросе. Там это зло не иначе как порождение порочной по своей природе капиталистической формы правления. И решение этой проблемы советская пропаганда предсказывает только путем замены этой отжившей и прогнившей системы на социализм.

Мои наблюдения и мнение многих, с кем мне приходилось обсуждать эту тему, говорят о том, что в нашей стране эта проблема никогда серьезно не ставилась и не решалась. Во все времена советской власти наш народ испытывает недостаток в продуктах питания; я за всю мою почти сорокалетнюю жизнь не помню и одного дня — где бы я ни жил, в большом городе или на селе, — чтобы, зайдя в один магазин или обойдя их все, можно было купить все, что тебе необходимо. Я уж не говорю о мясе, этот продукт у нас, как пары эфира: появится вдруг где-то и, не успел ты еще уловить его запах, а его уже и след простыл. Недаром в последние годы про мясо стал ходить модный анекдот: при коммунизме органами КГБ была ликвидирована банда наркоманов, собиравшихся в каком-то подвале и по очереди нюхавших контрабандный кусок мяса.

Зато в спиртных напитках наш народ никогда не ощущал недостатка: даже в голодные военные годы на черном рынке легче было достать водку, чем хлеб.

Поскольку наше государство по природе своей антинародное, то ему наплевать на народные интересы и нужды. Наше пьянство — это национальное бедствие, несчастье нашего народа. Это тот же наркотик, но в интересах государства узаконенный. Государство вместо действительной борьбы с этим общенародным злом спекулирует на народном несчастье.

И если мы справедливо считаем, что алкоголизм в царской России был порождением социального строя, забитости и бесправия народа, то трижды справедливее это объяснение в отношении сегодняшней нашей действительности.

Эта забитость ныне распространена не только на обыкновенного, рядового гражданина, но и на нашу интеллигенцию, на носителей нашей культуры. Забитость бывает разная. Считает себя забитым рядовой гражданин, видя свое бесправие и беспомощность перед государством. И в запое он находит как бы отдушину накопившейся злобе.

Но не в запое разве искали забвения от своей беспомощности и от осознания ее известные наши писатели? Достаточно будет назвать имена Фадеева и Твардовского. Всем известно, как приходилось прилаживаться А. Фадееву к потребностям и надобностям власти и партии хотя бы при работе над романом «Молодая гвардия». Также известно и то, как пил А. Твардовский, угнетенный в своей редакторской работе в журнале «Новый мир».

Наша интеллигенция недалеко ушла от забитого обывателя: на открытый протест против существующего положения не хватает духу (а иногда и мозгов!), и вот остается наименее опасная форма протеста — запой, уход от действительности.

Отключишься хотя бы на время от гнета.

Конечно, всегда и при любом строе возможны отклонения от нормы отдельных членов общества. Но когда это отклонение принимает глобальный характер и охватывает все общество, то это уже кризис системы и признак ее непригодности.

Я под конец разговора с директором все же не утерпел и поинтересовался: если я пожелаю построить себе собственный дом, то дадут мне тут участок или нет?

Директор охотно сообщил, что хотя по генеральному плану жилищное строительство намечено вести только здесь, в Вахонино, но желающие могут строиться и в любом другом месте в деревнях на территории совхоза.

— Своим индивидуальным застройщикам совхоз помогает стройматериалами и транспортом, — обрадовал он нас, — пожалуйста, устраивайтесь, стройте себе и живите на здоровье. Мы в этом сами заинтересованы.

Радостные и окрыленные надеждой, мы с Ларисой направились искать коменданта, к которой у нас была записка от директора.

Общежитие находилось в одном из трех двухэтажных зданий. Это были кирпичные оштукатуренные жилые дома для рабочих совхоза. Удобств в них не было никаких, если не считать центрального отопления. За водой люди ходят к ближайшей колонке, туалеты — обычное русское сооружение из досок посреди двора. Хотя деревня и находилась в красивом месте, но эти три дома стояли особняком от остальной деревни и своим запущенным видом наводили уныние и тоску. Они были тут чужеродным элементом: к деревне не прилипли и не представляли куска городского пейзажа. К тому же под ногами непролазная грязь.

Коменданта мы нашли у нее дома — квартира ее находилась в том же доме, где и общежитие, но только общежитие было на первом этаже, а комендант жила на втором. Прочитав записку, она охотно оделась и повела нас за собой. По пути предупредила нас о грязи немыслимой в общежитии: свинарник и то производит лучшее впечатление. Когда мы вошли в первую комнату, то сразу удостоверились в правоте ее слов.

Под общежитие была отведена одна из квартир нижнего этажа. Квартира была двухкомнатная, с отдельной кухней и маленьким тесным тамбуром вместо прихожей. Одним словом, это обыкновенная квартира из двух комнат, в которых живет большая часть наших граждан в городах — те из них, кому повезло!

Грязища во всех помещениях была невероятная. Эту грязь невозможно даже сравнить с той грязью, которая нам надоела на пересылках. Пол был так загажен, что не угадывалось даже, из чего он сделан, уж не говоря о цвете. Единственное, что было в порядке, — это окна. Я имею в виду не их чистоту — она была такой же, как и все здесь, — а то, что все стекла были целыми.

Если здесь приниматься за уборку, то нужно обзаводиться лопатой.

— Проживают у меня здесь по документам трое парней, но вижу я тут раз в неделю только одного. Один появляется иногда на работе, а где пропадает все остальное время — неизвестно. Другие двое как прописались и получили постельное белье, так сразу все куда-то снесли и продали за водку. С тех пор их и не видно: может, посадили уже, может, убили давно или просто сбежали.

Комендант, как мне показалось, отнеслась к нам иначе, чем к этим троим. Поэтому она предложила:

— Я вам дам ведро, веник с тряпками, и наводите порядок. Поселяйтесь в этой вот комнате, — она показала на комнату поменьше, — я дам вам для нее отдельный замок с ключом, и живите отдельно от них.

Сказав это, она показала головой на вторую комнату.

Та комната, где жили трое парней, была проходной, и, чтобы попасть в ту, что теперь стала моей, нужно было пройти через нее. Но все же можно было отделиться от всех. Ну а грязь ни меня, ни Ларису не пугала: привести все в порядок — это дело наших рук и желания, этого нам не занимать.

Комендант попросила у меня документы: паспорт и военный билет.