Лариса Богораз - Мы здесь живем. Том 3

06.01.86 г. в адрес Президиума Верховного Совета СССР возвращена(о) мне обратно.

Осужденный (подпись, дата)

08.01.86 г.

Объявил: жалобу (заявление) осужденному Марченко А.Т.

возвратил начальник отряда

В.Ф. Чурбанов

Президиум Верховного Совета СССР

г. Москва

от политзаключенного Марченко А.Т.

(учр. УЭ 148/СТ-4 Тат. АССР)

Заявление

Данным обращением в высший законодательный и надзорный орган страны я выражаю свой протест против позорной и преступной практики ведомств КГБ и МВД, которые при покровительстве прокуратуры в целях перевоспитания политзаключенных подвергают их обработке наркотиками, разрушающе действующими на здоровье человека, в т. ч. на его психику.

Лично я был подвергнут этой изуверской обработке уже несколько раз: 9 декабря 1983 года в ИТУ ВС-389/35 и в марте 1985 года — дважды — в ИТУ ВС-389/37 в Пермской области.

9 декабря 1983 г. меня с этой целью под надуманным предлогом водворили в ШИЗО — надуманность предлога подтверждается документально. При водворении в камеру-одиночку мне устроили «оказание сопротивления» и под этим предлогом заковали в наручники и избили до потери сознания. В бессознательном состоянии меня подвергли воздействию сильнодействующих наркотиков — галлюциногенных и психотропных препаратов.

Избитого, обработанного наркотиками, меня в бессознательном состоянии бросили на пол в камеру-одиночку, даже не сняв наручников.

В сознание меня приводили работники медчасти, которых вынуждены были вызвать ко мне дежурные надзиратели ШИЗО по настоятельному требованию других политзаключенных: С. Хмары, И. Ковалева, В. Сендерова и Р. Гудовского — они находились в то время в соседних со мной камерах и хорошо слышали все, что происходило в ШИЗО.

Прокуратуре СССР об этом хорошо известно, т. к. один из их прокуроров приезжал специально в ИТУ-ВС-389/35 для разбора этого случая. Он дважды — 31 мая и 1 июня — вызывал меня для разговора об этом. Но, как потом стало ясно, он приехал не для того из Москвы, чтобы объективно и непредвзято разобраться на месте, а постараться выгородить должностных лиц КГБ и МВД, непосредственно организовавших и исполнивших эту преступную акцию в отношении меня.

Эту цель порученца прокуратуры СССР очень красноречиво показывает тот факт, что он отказался допросить тех политзаключенных, которые в то время — 9 декабря — были в ШИЗО в соседних со мной камерах. Вернее сказать, он попытался соблюсти видимость своей объективности и с этой целью вызвал для разговора В. Сендерова. Показания В. Сендерова изобличали чинов КГБ и МВД в этом преступлении. Поэтому прокурор не решился вызывать остальных свидетелей.

Любопытно, на чем основывал этот прокурор свое заключение по данному делу, если он не допросил непосредственных свидетелей? Только на показаниях вольных работников медчасти ИТУ — жен должностных лиц КГБ и МВД. Так они ж нашли меня в камере в бессознательном состоянии на полу и в наручниках!

Вторично меня подвергли воздействию наркотиков в марте 1985 года уже в ИТУ ВС-389/37.

На этот раз проделали эту преступную акцию в два приема и не демонстративно, а более изощренно — без предварительного избиения до потери сознания. Наркотики мне вводили вместе с пищей, так что обнаружить я это мог лишь по их воздействию, по собственному ощущению.

В камере-одиночке от такого воздействия уберечься практически невозможно, т. к. даже в случае моего отказа от пищи под любым предлогом меня стали бы кормить искусственно.

25 марта 1985 года я подал в 9 часов утра администрации заявление для отправки в ПВС СССР. В этом заявлении я выражал свой протест против воздействия на меня наркотиками, указывая на свою беспомощность оградить свою жизнь и здоровье от посягательств на них со стороны должностных лиц КГБ и МВД в условиях строгой изоляции, которую для этого и создали для меня. Но уже к 16 часам того же дня мне спецчасть сообщила о конфискации этого заявления с формулировкой «клеветническое». Но с момента подачи заявления до этого сообщения спецчасти ко мне в камеру никто не показывался даже! Как, на каком основании мое заявление по такому серьезному вопросу было с такой поспешностью признано администрацией ВС-389/37 «клеветническим»? По-моему, это лишь подтверждает правдивость моего заявления в ПВС СССР.

На другой день, т. е. 26 марта, я это же заявление в ПВС СССР закрытым письмом направил Генеральному Прокурору СССР и настаивал на его отправке в ПВС СССР, [пояснив], что администрация ВС-389/37 отказывается сделать это сама.

В мае месяце прокуратура Пермской области запросила у меня список свидетелей по эпизоду 9 декабря 1983 г. Я подал список свидетелей через администрацию ИТУ. 21 мая меня вызвал прокурор из областной прокуратуры и записал мои показания о воздействии на меня наркотиками. А еще через несколько дней после этого мне сообщили через спецчасть ИТУ, что в результате проверки прокуратурой факты, названные мной в заявлении от 26 марта, не подтвердились.

После этого я еще несколько раз обращался с заявлениями на имя Генерального прокурора СССР, пытаясь опротестовать безнаказанность тех должностных лиц КГБ и МВД, которые являются непосредственными организаторами и исполнителями преступных методов воздействия — наркотиками — на мою психику и на мое здоровье в целом. В ответ я получал одно и то же: «уже отвечено».

Да, организаторы воздействия на меня наркотиками в марте [1985 г.] основательно обезопасили себя от возможного разоблачения, и я не имею кроме них никаких других улик, кроме собственного [само]чувствия.

Но вот происшедшее 9 декабря 1983 года подтверждается и документально, и живыми свидетелями. Поэтому я и настаиваю на привлечении к ответственности тех должностных лиц КГБ и МВД, которые были непосредственно причастны к этому случаю.

Повторное воздействие на меня наркотиками в марте 85 г. [бы]ло возможно лишь при покровительстве в этом чинам КГБ и МВД со стороны прокуратуры. По этой же причине мне приходится терпеть и от администрации УЭ-148/СТ-4 издевательства хотя и более мелкого свойства, которые от этого не перестают быть опасными и вредными для моего здоровья.

В результате применения ко мне наркотиков я потерял изрядную часть своего здоровья и практически стал инвалидом, что делает для меня непосильной и работу, предоставляемую администрацией УЭ-148/СТ-4. Невыполнение же мной т. н. нормы выработки влечет за собой для [меня] дополнительные наказания, в том числе ужесточает [пытку] голодом.

Данное заявление является протестом на покровительство Генеральным прокурором СССР и возглавляемым им ведомством тем должностным лицам КГБ и МВД, которые воздействуют на меня недозволенными методами воздействия — галлюциногенными и психотропными препаратами, разрушающими мою психику и мое здоровье в целом. И это дает мне законное право обратиться с заявлением в ПВС СССР.