Лариса Богораз - Мы здесь живем. Том 3

13.01.86 г.

политзаключенный Марченко

«УТВЕРЖДАЮ»

Начальник учреждения УЭ-148/ст-4

М.Н. Ахмадеев

14 января 1986 г.

АКТ

14 января 1986 г. Чистополь

Мы, нижеподписавшиеся, начальник спецчасти учреждения УЭ-148/ст-4 Зазнобин Ю.А., старший оперуполномоченный Чашин В.В., начальник отряда Кокалин [?] С.А., составили настоящий акт в том, что жалоба (заявление) в ПВС СССР, поданная осужденным Марченко А.Т. 13 января 1986 г. согласно § 33 п. 7 ПВР ИТУ, подлежит конфискации, как написанная в недопустимых выражениях.

Начальник спецчасти:

Ст. оперуполномоченный:

И.О. Начальник отряда:

Осужденный ознакомлен,

от подписи отказался

14.01.86

Администрации

учр. УЭ-148/СТ-4

от политзаключенного Марченко А.Т.

Заявление

4 марта с.г. я сдал администрации тюрьмы для отправки домой очередное письмо.

5 марта, т. е. на следующий же день, мне была показана квитанция за № 620 от почтового отделения Чистополя, удостоверявшая отправку этого моего заказного письма по назначению.

Но 26 марта я получил письмо от жены, в котором она сообщает, что очередного письма от меня она до сих пор не получила. Письмо жены от 17 марта, т. е. мое заказное письмо не дошло до Москвы за 12 дней. К тому же жена обещала в своем письме, что при получении моего «задержавшегося» письма она сразу же известит меня об этом телеграммой. Но и телеграммы тоже нет этой до сих пор. Это означает, что мое письмо не дошло и за 25 дней.

Эта точная информация дает мне право обоснованно считать, что мое очередное письмо домой просто скоммуниздили — другого названия для действия подобного рода, осуществленного совместно МВД, КГБ и Министерством связи СССР, просто нет в богатом и могучем русском языке.

Этим произволом указанных ведомств попрано мое законное право на переписку с семьей.

Но государство, попирающее мое законное право, утрачивает само свое моральное право ожидать от меня соблюдения моих обязанностей, в том числе и обязанности придерживаться только законных форм протеста.

Если меня хотят убедить, что мое указанное письмо не скоммуниздили, а оно «просто затерялось» по пути, то эта версия может выглядеть правдоподобной лишь при разрешении мне — в виде частичной компенсации — отправки в ближайшие же дни письма домой.

В противном случае я вправе буду считать эту акцию против меня издевательской и провокационной.

30.03.86 г.

политзакл. Марченко

Генеральному прокурору СССР

Рекункову от политзаключеннго тюрьмы

г. Чистополя

УЭ-148/СТ-4

Марченко Анатолия Тихоновича

Заявление

Гражданин Генеральный прокурор! Формально подконтрольные Вам ведомства МВД и КГБ преступными методами «перевоспитания», в том числе голодом, холодом, избиениями, наркотиками и др., сделали меня инвалидом. Мои неоднократные обращения к Вам за правовой защитой не предотвратили этого, а все мои заявления в ПВС СССР о Вашей бездеятельности конфискованы тюремной администрацией, которая продолжает меня добивать. Все это делает меня в глазах властей носителем «государственных секретов» и является настоящей причиной того, что меня вот уже 3 года лишают свиданий с семьей.

Подобная практика делает советское правительство злостным нарушителем международных соглашений о правах человека и преступным в глазах цивилизованного мира, для которого и внешняя политика любого правительства начинается в собственном доме.

Политзаключенный

Анатолий Марченко

30 мая 1986 г.

Президиум Верховного Совета СССР

г. Москва

от политзаключенного Марченко А.Т.

(ТатАССР, г. Чистополь, УЭ-148/СТ-4)

Заявление

4-го ноября 1986 г. в Вене открывается Встреча представителей государств — участников хельсинкского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.

Считая себя политическим заключенным, я с 4-го августа с.г. начинаю длительную голодовку протеста, которую в случае применения ко мне принудительно-искусственного кормления намерен продолжать не только до дня открытия Встречи в Вене, но и до ее завершения.

Своей голодовкой я протестую против судебных расправ, учиняемых советскими властями над инакомыслящими, против издевательств и пыток над ними в местах заключения — нередко заканчивающихся физической ликвидацией их с использованием в этих целях специалистов самой гуманной в мире профессии — врачей.

Подобное обращение советских властей с инакомыслящими противоречит духу и букве хельсинкского заключительного акта и других международных соглашений о правах человека, подписанных и ратифицированных советским правительством и дает мне [право] требовать освобождения всех политических заключенных в Советском Союзе.

Политзаключенный (подпись)

04.08.86 г.

P.S. 2-го апреля с.г. мной было написано заявление на имя Генерального прокурора СССР Рекункова А.М. В этом заявлении я обращал внимание Генерального прокурора СССР на факт преступного обращения советских властей с политзаключенным Морозовым Марком Ароновичем, на факт [использования этого с помутившимся разумом человека [чинами] КГБ в своих грязных целях против диссидентов.]

[Я] требовал от Генерального прокурора СССР соблюдения элементарных норм гуманизма и законности в отношении Морозова М.А., ибо во всем цивилизованном мире давным-давно считается тягчайшим преступлением содержать в застенках человека с больным разумом.

Но Генеральный прокурор СССР спустил это мое заявление для разбирательства по существу по нисходящей [на самый] низ — в ведомство начальника Управления УЭ[?] ТатАССР. И получил я ответ от этого начальника: «Мы заявление рассмотрели. Нарушений законности со стороны администрации УЭ-148/СТ-4 по режиму содержания спецконтингента нет».

Как же разбиралось мое заявление, если ни я, ни [кто] другой из бывших сокамерников Морозова М.А. не был никем опрошен по существу моего заявления?

А вот сегодня, т. е. 5 августа, в беседе со мной по поводу моей голодовки начальник отряда подтвердил [слух], распространившийся утром 3 августа по тюрьме, что Морозов М.А. умер в камере № 19 на рассвете 3 августа — даже не в больнице МВД, а именно в камере.

Считаю смерть еще одного политзаключенного в советских застенках не чем иным, как умышленным (но тихим!) убийством, как выборочным истреблением советскими властями политзаключенных в целях их устранения и ликвидации политической оппозиции существующему в СССР государственному строю.

Смерть политзаключенного Морозова М.А. доказывает мою правоту в решении объявить и начать длительную голодовку протеста.

Требую прекращения истребления политических заключенных и их освобождения!